Мистер Морг

— Мама? — сказала она детским, наводящим ужас голосом. — Я хочу полить маргаритки.

Так всегда говорила Робин. И Ларк знала, что ее мама так говорила бабушке, когда сама была маленькой.

— Быстрее, мамочка, — умоляющим голосом сказала девочка, стоявшая на пороге комнаты.

Их гость засмеялся. Смех его напоминал не то медленный стук молотка, которым прибивают крышку гроба, не то глухой кашель щенка, задыхающегося от глистов. Она чуть было не повернулась, чтобы ударить его. Но сдержалась. Она позволила гневу уйти и решила, что постарается остаться в живых сама и сохранять жизнь матери так долго, как только будет возможно.

— Первый раз такое вижу, — сказал тот, кто не был священником. — Ради бога, посади ее на горшок.

Фейт позволила отвести себя. Позволила давать себе указания, посадить себя и подтереть. Ларк поняла, что мутно-голубые, ввалившиеся глаза матери видят теперь только то, что она хочет видеть, и если это сцены почти тридцатилетней давности из ее жизни на английской ферме — пусть так и будет. Фейт не обращала внимания на их гостя даже после того, как Ларк снова оделась и тот велел ей нагреть в котелке воды и принести ножницы, поскольку желал побриться. И даже после того, как он в последний раз провел бритвой по щеке и дьявольская борода исчезла, а потом надел чулки отца, его коричневые бриджи, серую рубашку и бежевый камзол с залатанными локтями. Когда с трупа были сняты сапоги и надеты на ноги гостя, Фейт спросила у Ларк, не собираются ли они сегодня в город навестить некую миссис Джейнпенни.

— Мамочка, не забудь про кружева! — сказала Фейт, проходя через кухню и лавируя между лужами крови и трупами, словно ребенок, пробирающийся сквозь загаженный сад.

Гость уже успел надеть свою треуголку и перебросить через плечо дорожный мешок с пистолетом. Он отгонял мух, налетевших, как он и предсказывал.

— Сейчас мы идем в конюшню, и ты поможешь мне запрячь лошадей.

Яркое послеполуденное солнце пронизывало прохладный воздух теплыми лучами. В небе видны были редкие перьевые облачка. В конюшне Ларк принялась снимать упряжь с крюков рядом с фургоном, а Фейт, не заходя внутрь, села на землю и стала играть с какими-то палочками. Убийца вывел одну лошадь из стойла и уже надевал на нее сбрую, когда Фейт воскликнула:

— Мамочка! Кто-то идет!

Гость тут же сказал:

— Сюда ее. Быстро.

— Мама! — позвала Ларк, но та лишь бессмысленно глядела на нее. — Фейт, — поправилась она и почувствовала во рту вкус пепла. — Иди сюда! Быстрее!

Мать, как послушное дитя, встала и вошла в конюшню.

Убийца бросился к отверстию от сучка в стене, выходящему на дорогу, и посмотрел в него. Затем проворно достал из своего дорожного мешка подзорную трубу, развернул ее на полную длину и приложил к отверстию. Ларк сделала вывод, что тот, кто к ним приближается, еще далеко. Повисла тишина. Фейт стояла рядом с Ларк, крепко держа ее за руку и вяло вороша ногой солому.

Гость фыркнул.

— Надо же, выбрался, — сказал он. — Еще и проводника-индейца себе нашел.

Он опустил подзорную трубу, сложил ее и спрятал обратно в мешок. Он стоял, потирая голый подбородок, а взгляд его холодных глаз метался между женщиной, девушкой и фургоном. Затем он направился к топору, прислоненному к стене, и, когда он поднял его, у Ларк перехватило дыхание.

Он отрубил от одного из колес фургона две спицы. Затем быстрыми и сильными ударами начал крушить колесо, пока дерево не раскололось и не сломалось и фургон не осел. Он отбросил топор в сторону, снова полез в дорожный мешок, достал какие-то две вещицы и протянул их Ларк.