Он ждал. Она, потупив взор, тоже ждала.
— Сейчас продемонстрирую, — сказал он и, сжимая в руке нож, встал.
Ларк сказала:
— Постойте. Пожалуйста.
Но она знала, что его не остановить. Человека, который только что зверски убил троих, не остановишь. Тогда она, с трудом удерживая равновесие, поднялась на ноги и начала снимать одежду, пытаясь найти в своем сознании место, где можно было бы спрятаться. Маленькое местечко, куда можно было бы как-нибудь втиснуться.
— Покажи мне, где ты спишь.
Он стоял уже рядом с ней, нож поблескивал в его руке. Он провел ободранным ногтем по ее веснушчатым плечам, вниз по шее, между грудей.
В комнате, где Ларк жила вместе с сестрой, он лежал на ней и совершал свои движения, а она смотрела в потолок. Никаких звуков он не издавал, не пытался ее поцеловать. Все в нем было грубым: его руки, плоть, та часть его тела, что вторгалась внутрь ее. Нож лежал на круглом столике рядом с кроватью. Она знала, что, если потянется за ножом, этот человек убьет ее, и, наверное, он такой мастер по части убийства, что, если она хотя бы подумает о том, чтобы дотянуться до ножа, он убьет ее, поэтому она оставалась в безопасном месте в своем сознании, в далекой памяти о том, как мать держит ее за руку и при свете свечи произносит ежевечерние слова на сон грядущий.
Да, мамочка.
Да, мамочка.
Да, мамочка.
Убийца лежал неподвижно. Он закончил свое дело молча, резким толчком войдя в нее еще глубже и почти сломав ее болью, хоть она и дала себе обещание не сломаться. Слезы текли по ее щекам, она закусила нижнюю губу, но жалобной песни он от нее не дождался.
— Мамочка?
Это был голос девочки. Но не Робин.
Рука убийцы метнулась к ножу. Он слез с Ларк. Она подняла голову, мышцы на ее шее сильно напряглись. В дверях стояла мать.
Фейт держала руки внизу живота, лицо ее наполовину скрывала тень, а другая половина блестела от пота.