Истории-семена

В огромном базальтовом гроте, откуда во тьму простиралась река вечности и сущего мрака, как всегда ожидал новых усопших Харон, угрюмый старик, единственный перевозчик душ в подземное царство. Его громадную лодку, тёмную, как и всё, что окружало переправщика, венчали маслянисто-жёлтые кости, отчего судёнышко всё же, по меркам Сэндэлиуса, имело не такой трагический вид. Харон вздрогнул, поняв, кто к нему пришёл.

– Что нужно стражу у ледяных вод Стикс, когда быть ему велено в другом месте и покидать его строжайше нельзя? – прошуршал сухими листьями голос перевозчика. Церебер к изумлению своему уловил оттенок страха в слепых очах Харона.

– Переправиться, лодочник! – прорычала серая голова. – И поживей! Не с душами договариваешься, а с прислужником господина!

Второй раз спросить старик не решился, уважительно пропустив в лодку волка. Недаром о церберах дурная молва ходила по всему подземному царству, конечно, по большей части, пустой трёп, но в таких особенных случаях, как теперь, очень даже полезный.

Лодка, заметно отяжелев, сильно просела, едва не черпая краями аспидные воды Стикс. Харон оттолкнулся длиннющим шестом от каменного причала, и ладья сама устремилась в путь, бесшумно взрезая толщу непроницаемо-тёмных вод.

– Чего сам-то не поплыл? Я знаю, что церберы – отменные пловцы, – ворчливо, исподтишка проскрипел ржавым металлом глас переправщика.

Ему ли, старейшему из служителей Тартара, прогибаться пред каким-то псом, пусть и трёхголовым, который к тому же не уплатил за провоз. Харон дотошливо подсчитал убыток и кривился: он терпеть не мог, когда нарушался маломальский закон подземного мира.

– Как будто неизвестно тебе, старик, что любой, кто коснётся вод вечной Стикс, навеки станет её добычей, – грозный рык извергся из чёрной пасти волка. – Даже церберу не под силу одолеть мощь её вязких вод.

Но том разговор прекратился. В непроглядной тьме, в неодолимо мёртвой тиши, где места не было слабейшему из ветров, мерно шла к Тартару ладья, и вскоре её нос легонько ткнулся заветного причала.

Всю переправу помыслы Сэндэлиуса возвращались к мальчишке. Дивился он тому, что так трепещет сердце его от боязни не выполнить обещанное, страшился, что мальчик падёт духом и тогда духи рванут к Стикс, а лодки там не найдут. Выбравшись из судёнышка, которое тут же высоко поднялось над водою, цербер строго-настрого повелел переправщику ожидать своего возращения, старик, скрипя гнилыми зубами, нехотя согласился.

В Тартаре, начиная от скорбного причала до самого дворца, кругом разливался свет. Но не был он подобен дневному, наземному. То бессчетное сияние погостовых свечей тихим, тусклым мерцанием растекалось по каменистой земле. Ибо не зря говорится в книге Аида: свет подземному царству дарят свечи поминальные из мира живых. Хотя, даже в кромешной тьме волк всё равно без труда отыскал бы путь во дворец господина, на то даны при рождении ему были исключительные нюх, слух и зрение.

Трон пустовал, что привело в немалое замешательство прислужника.

– Он подойдёт, Сэндэлиус, – раздался за спиной цербера медовый женский голос. Волк еле вздрогнул, тут же признав госпожу, и склонился к её ногам, когда она предстала пред ним.

Персефона, юная, цветущая дева с цветами в густых золотистых волосах, всегда немного смущала Сэндэлиуса. Её, не вязавшаяся с чернотой и строгостью дворца мягкость и ласковость, порой на грани панибратства, вводили в замешательство стражника. Другое дело, господин. Аид был не из тех, кто от наплыва чувств тает, словно свеча, хотя и его чересчур суровым прислужник назвать не мог. Возможно, в юные годы владыка подземного царства и был временами, так сказать, не в духах, но всё кардинально изменилось с приходом Персефоны. Обычно царь представал отрешённым, храня на лике холодность и безразличие. Но стоило ему поймать на себе взгляд лучистых, подобных небесам, – теперь Сэндэлиус знал, что это такое «небо», – ясных глаз супруги и его угольные очи наполнялись золотистыми искорками. Теперь-то цербер понимал – у Аида иной спутницы быть не могло.

– Мне даже интересно стало, – мягко пролепетал голосок госпожи.

Как обычно, в пику здешней моде, она облачилась в белейшую тунику, безусловно, подчёркивавшую все достоинства божественного тела.

– Что интересно тебе, моя царица?

На сей раз голос, мужской и густой, как зимняя ночь, донёсся из-за костяного трона. Из глубокой тронной тени выступил в слабый свечной свет господин, Аид собственной персоной. Чёрная, скорбная туника струилась на могучем теле, голову венчала серебряная диадема: прост и скромен царь подземного царства, как и сама смерть. Цербер склонился в повторном поклоне.

– Страж? Что случилось? По какой такой веской необходимости, ты осмелился покинуть пост?

К удивлению волка в тихом, замогильном голосе господина не было и намёка на гнев, скорее, любопытство.