Пастушок

22
18
20
22
24
26
28
30

Спустившись в пиршественную залу, Евпраксия поняла, что не так-то ей будет просто выцепить Даниила. Если она иногда, в некие особенные минуты наедине с неким гусляром, робко сомневалась в существовании Сатаны, то теперь отбросила все сомнения, потому что этот же Даниил сейчас был его орудием. Он играл, притом не один, а вместе со Ставром. Два гусляра, усевшись бок о бок, слаженно исполняли очень весёлый и быстрый моравский танец, который Ставер Годинович перенял в Царьграде у Соловья Будимировича. И так был танец хорош, что плясали все, кроме совсем старых бояр, попов и епископов. Эти спали мертвецким сном, забившись в углы или под столы, чтобы не мешаться крепким гулякам. Вот на тех стоило поглядеть! Олег Святославич, которому уже стукнуло шестьдесят, крутился сразу с пятью плясовыми девками, успевая ещё интересоваться при помощи разных шалостей, у какой из них голос громче. Но не так просто было это понять – они больше ржали, чем взвизгивали, и ловко давали сдачи, что приводило князя в восторг. А про молодых забулдыг, особенно пола женского, можно было, пожалуй, сказать одно: твою мать!

Евпраксия, будучи почти трезвой, так и осталась стоять в дверях. Она бы охотнее вошла в клетку с дикими кошками, чем туда, где христолюбивый и доблестный князь Мстислав задирал подол молодой жене боярина Вирадата, которая Новый Завет знала наизусть от корки до корки, а князь Роман прижимал к углу супругу своего брата Юрия. Юрий, впрочем, скучать себе не давал – длинными своими руками тоже кого-то тискал, чуть ли не дочь Фомы Ратиборовича. Олеговы сыновья вели себя того хуже. Решив совсем на них не глядеть, Евпраксия отвела свои очи влево и там увидела близких родственничков. И, надо сказать, у неё чуть-чуть отлегло от сердца. Ян без особого скотства плясал с Настасьей Микулишной, а один из его дружков танцевал с Меланьей. Она была его выше, да и заметнее, да и вся её святость куда-то делась, но на неё никто не смотрел, потому что рядом блистала своим искусством прекрасная княжна Настя. Эту оторву, в отличие от Меланьи, учили танцам, да и княжна есть княжна! К ней пылко пристроились сразу несколько добрых молодцев, но она ухитрялась всё же быть на виду.

Растерянная Евпраксия попыталась отыскать взглядом премудрую Василису Микулишну, полагая, что уж она-то осталась в своём уме. Да только где было её искать? Целая толпа под музыку бесновалась! Давно ли эта толпа, скорбно осеняя себя крестами, сопровождала из одной церкви в другую святые мощи? А вот уже сверкнули мечи! Кто-то обнаружил свою супругу под столом с кем-то. К счастью, дюжина слуг мгновенно обезоружила и того, и другого.

И вдруг Евпраксии повезло. Премудрая Василиса Микулишна показалась. Она ломилась к дверям, с рёвом отбиваясь сразу от двух князей и четырёх княжичей. Видимо, им был нужен какой-то мудрый совет. Но девушка с месяцем их не слушала и мотала головой так, что серьги из золота и подвески височные из жемчужных нитей на ней звенели. Было ей худо, однако своих преследователей она как-то умудрилась перехитрить, запутать, направить в другую сторону. Но в дверях столкнулась с Евпраксией.

– Ты куда? – спросила последняя, крепко взяв премудрую деву за руки.

– Отпусти! – прохрипела та, дыхнув на Евпраксию смертоносно, как Змей Горыныч. Несчастная дочь Путяты чуть не упала замертво. Да вот тут-то всё и случилось, прямо на её замшевые зелёные башмачки! И очень обильно. Тремя огромными волнами. Но Евпраксия не обиделась, потому что премудрая Василиса Микулишна, кажется, начала обретать способность соображать. Ну, по крайней мере, взгляд её раскосых и чёрных глаз маленечко прояснился.

– Душа моя, у тебя сейчас получится проявить смекалку и мудрость? – осведомилась Евпраксия, сняв с её шеи платок и кое-как вытерев башмачки.

– А что тебе надобно, моя прелесть? – уже не хрипло, а хрипленько поинтересовалась дочь пахаря, – говори! Всё сделаю в два щелчка!

– Мне нужен Данила! Прошу тебя, жизнь моя, измудрись его притащить!

– Сейчас измудрюсь, – совсем уже мелодичным, хрустальным голосом простонала бездна премудрости, и, схватив свой платок, нырнула обратно в залу. Никто её не задерживал, потому что она размахивала платком, громко объясняя, для какой цели он был использован. Без труда протиснувшись к гуслярам, весёлая девица бросила платок на пол и сотворила следующую премудрость. Взяв со стола серебряное широкое блюдо, она шарахнула им Даниила по лбу. Раздался звон на всю залу. Гусляр вскочил. Швырнув на стол гусли, он побежал за обидчицей. Та, понятное дело, неслась к дверям, сметая со своего пути и князей-буянов, и княжичей-недомерков, и пьяных куриц в кокошниках. Блюдо она бросила по дороге. Никто из пляшущих не заметил, что Ставер уже остался один. На лбу Даниила вздувалась шишка. Когда гусляр очутился в руках Евпраксии, а премудрая Василиса помчалась дальше, шишка была уж размером с грецкий орех.

– Где это ты так? – спросила Евпраксия, поглядев на неё с большим удивлением.

– Лбом ударился о косяк, – сказал Даниил. Он уже смекнул, что всё это была мудрость. Не слишком глупо вела себя и Евпраксия. Для начала она прилепилась ртом ко рту гусляра и сладенько пососала его язык. Затем пропищала, нежно повиснув на его шее:

– Дай мне сюда золотые пуговицы, телёночек мой!

– Зачем? – не понял гусляр. В такую минуту он бы не понял и куда менее остроумную выдумку. А Забава Путятишна размягчала его руками, как комок глины.

– Дай! Пожалуйста, дай! Они нас спасут!

– Спасут? От чего?

– От гибели! От разлуки! Я ведь тебя люблю, и ты меня любишь! Клянусь, они мне нужны!

Даниил задумался. Тут Забава Путятишна разозлилась и начала трясти его, как согнувшуюся под тяжестью плодов яблоню.

– А ну, дай сюда пуговицы, осёл! Иначе – конец и тебе, и мне! В Царьград меня увезут навеки с постылым мужем!

– На, подавись, – холодно сказал Даниил, мало что поняв, но очень обидевшись, и достал из кармана пуговицы. Шесть штук. Стремительно заграбастав их своей тонкой ручкой, Евпраксия вдруг заметила, что из залы следит за нею чьё-то лицо, вроде бы знакомое. Она тут же его узнала. Это была одна из Меланьиных подруженций, имя которой даже и вспоминать не хотелось. Высунув ей язык, Забава Путятишна ещё раз коснулась губами губ Даниила и устремилась прочь из дворца.