– Очень хорошо тебя понимаю. Девка красивая. Что нам делать? Сейчас скажу. Надо отыскать мастера и забрать у него проклятые пуговицы.
– Зачем?
– То есть как, зачем? Если их не будет, её условие рухнет.
– Ульф! Неужели ты полагаешь, что самая богатая женщина во всём Киеве не найдёт куска золота для того, чтобы изготовить другие?
– Может быть – да, а может быть – нет. Ведь Меланья, как мы только что узнали, держит её под замком! А потом, другие – это другие. Речь шла о тех, а не о других.
– Хорошо, допустим. А если мы не сумеем отыскать мастера?
– А тогда, – проговорил викинг, чуть помолчав, – тогда нам либо придётся убрать из Киева гусляра, которого она любит…
Патрикия передёрнуло.
– Да, которого она любит, – безжалостно повторил варяг, – ты можешь не верить мне, но твои мальчишки-шпионы вряд ли тебя обманывают, когда говорят, что она со своей рабыней бегает за Данилой по всему Киеву, как собака!
– Дальше! – вспылил патрикий, – ты слишком медленно говоришь!
– Нет, ты слишком быстро слушаешь! Продолжаю. Во-первых, этот гусляр хорошо дерётся – Ахмед тебе это подтвердит. Во-вторых, к нему и к его мамаше благоволит сам великий князь. Поэтому с гусляром нам лучше не связываться. Патрикий! Ты хорошо меня понял?
– Нет, я тебя не понял совсем, – взволнованно замахал руками Михаил Склир, – и ты даже не расчитывай, Ульф, что я тебя понял! Видите ли, к какому-то гусляру и к его мамаше благоволит сам великий князь! А разве к Путяте и к двум его дочерям он меньше благоволит?
– А ты говоришь, не понял! – насмешливо протянул варяг, – пьём ещё!
Михаил вздохнул. Давно он не пил так много. Но у него никогда и не было столь серьёзных причин для самозабвения.
– Как бы твоего дядюшку не хватил удар раньше времени, когда он узнает, сколько мы оприходовали хорошего кипрского вина! – усмехнулся Ульф, когда выпили, – но продолжим. Я правильно понимаю, что Мономах очень хочет, чтобы Евпраксия стала твоей женой?
– Да, я ему объяснил, что это пойдёт на пользу его делам. И он согласился.
– Но принуждать её не желает?
– Нет. Она ведь его племянница! Он относится к ней с отеческой нежностью.
– А к Меланье?
– Думаю, и к Меланье, хоть я бы на его месте её давно утопил.