В Пантелеимоновом монастыре отец Софроний проходил разные послушания: работал в часовой мастерской, казначействе и библиотеке. Монашеская жизнь построена на принципе полного отсечения своей воли перед старшим: труд монаха называется не работой, а послушанием именно потому, что монах выполняет его не по своей воле. Но благодаря отсечению собственной воли монах приобретает особый внутренний мир, который позволяет ему не думать о завтрашнем дне, не переживать за то, что его способности останутся нереализованными. Каждую минуту своего труда он посвящает Богу.
Монахи в библиотеке монастыря Руссик.
Фото начала ХХ в.
Большинство русских монахов на Афоне не знало греческий язык. Приезжая из России, они погружались в атмосферу монастыря, в котором разговорным языком был русский; общение с греками либо не требовалось вовсе, либо ограничивалось вопросами, для обсуждения которых достаточно было рудиментарного знания греческого. Тем не менее, греческий был необходим для официальных сношений русских обителей с другими монастырями, с афонским Кинотом (органом управления, состоящим из представителей всех монастырей), с греческими государственными чиновниками. А потому монахам, способным к интеллектуальному труду, поручалось изучение греческого языка. Отец Софроний вспоминает об одной из встреч с игуменом Мисаилом:
– Как-то он меня позвал и сказал, что монастырь нуждается в людях, которые знают греческий язык: «Итак, вы, отец Софроний, изучайте греческий язык». Я сделал земной поклон, как полагается на Святой Горе, и направился к двери. Он позвал: «Отец Софроний!» Я обернулся, стою безмолвно. Он говорит: «Бог дважды не судит. Если вы сделаете это за послушание мне, то я отвечаю пред Богом за это. А вы идите в мире и работайте». Этот человек – избранник Божий, – когда сказал так, то все шесть месяцев, потраченные на изучение греческого языка, меня, который никогда не знал мира настоящего, окружал мир. Был момент, когда я заболел и думал, что я умру. И тогда было чувство: «Если сейчас меня призовет Господь, то я на половине буквы прерву мою работу и пойду на суд». Мне несвойственно было такое дерзновение пред Богом, но оно было дано по слову его.
Епископ Николай (Велимирович)
На пятом году пребывания отца Софрония в монастыре к исполняемым им монастырским послушаниям добавилось еще одно – литургическое. 30 апреля 1930 года он был рукоположен в сан иеродиакона. Рукоположение совершил гостивший на Афоне епископ Охридский Николай (Велимирович), выдающийся иерарх, впоследствии причисленный Сербской Православной Церковью к лику святых.
Вскоре после диаконского рукоположения отец Софроний испытал то посещение Божественного Света, которое много лет спустя описал так: «В начале тридцатых годов, когда я был уже дьяконом, в течение двух недель благоволение Божие было на мне. Вечером, когда солнце готово было скрыться за Олимпийскими горами, я садился на балконе близ моей келлии, лицом на заходящее светило. В те дни я видел вечерний свет солнца и вместе другой Свет, который нежно окружал меня и тихо проникал в мое сердце, странным образом давая мне испытывать сострадание и любовь к людям, которые обращались со мною сурово; бывало и некоторое неболезненное сочувствие твари вообще. По заходе солнца я входил в мою комнату для совершения правила готовящимся к служению литургии, и Свет не покидал меня во все время молитвы».
И далее рассказал о том, как к нему пришел сосед по этажу, монах Ювеналий (Егоров), и спросил:
– Сейчас я читал гимны святого Симеона Нового Богослова… Скажите, как вы понимаете его описания видения им Света нетварного?
Отец Софроний тотчас задумался о природе собственного опыта, но, желая скрыть себя, ответил уклончиво:
– Не мне судить об опыте святого Симеона… Но быть может, пребывая в благодатном состоянии, он ощущал ее (благодать) как Свет… Не знаю.
Отец Ювеналий ушел к себе, ничего не заподозрив, но отец Софроний перестал видеть Божественный Свет. Достаточно было задуматься о природе этого опыта, попытаться его мысленно проанализировать – и Свет исчез.
Диаконское служение отец Софроний высоко ценил, ощущал его как благодатное и соединяющее с Богом. В 1932 году, обращаясь в письме к одному иеромонаху, он говорит: «Я счел бы великою радостью и милостью Божиею послужить Вам при совершении литургии, особенно в тот момент, когда диакон говорит: “Благослови, Владыко, Святый Хлеб” и иерей: “И сотвори убо Хлеб сей в честное Тело Христа Твоего”… В этот момент огненная благодать сходит и касается сердца, а иногда с великою силою обновляет всего человека».
В диаконском сане отцу Софронию будет суждено пробыть двадцать один год, что довольно необычно для афонского монаха. В те времена большинство афонских монахов вообще не принимало священный сан. Те же, кто принимал, редко задерживались в диаконском сане дольше нескольких лет, после чего становились священниками. Но отца Софрония менее всего интересовало продвижение по служебной лестнице. Он хотел научиться молитве и через нее соединиться с Богом. «Строить же карьеру в Церкви – для меня равносильно последнему безумию, – говорил он, – ибо в Церкви вся истинная карьера – быть угодным Богу…»
Старец Силуан
Самым поразительным открытием, которое сделал отец Софроний на Афоне, был старец Силуан. Их первая беседа, описанная выше, состоялась в 1930 году. До того они, живя в одном монастыре и постоянно пересекаясь на богослужениях и трапезах, друг с другом не общались. Это связано с общеафонской монашеской этикой: близкое общение не принято между монахами, они не расспрашивают друг друга ни о прошлом, ни о настоящем. Старец Силуан не был ни священником, ни духовником, а потому для молодого монаха было бы странно обращаться к нему за советом или с вопросом.
В одном из писем начала 1930-х годов отец Софроний так говорил о старце Силуане: «Прост этот человек и малограмотный, но знает он духовную жизнь, быть может, до последних доступных на земле степеней ее… Я сам, по милости Божией, много раз видел его столь богато осененным благодатию, что не хватало духа смотреть на его лицо. Это человек, исполненный духа Христова, Божественной любви, провел жизнь в такой борьбе с врагом и в таком подвиге ради Бога, каковые редко-редко кому доступны».
Прп. Силуан Афонский
Старец Силуан был крестьянского происхождения, на Афоне провел сорок шесть лет, выполняя различные послушания. Внешне его жизнь была ничем не примечательна – ни до вступления в монашество, ни после. Хотя в своей книге о нем отец Софроний почтительно именует его старцем, в действительности он мало походил на Оптинских или иных известных истории монастырских старцев. Тех именовали старцами, прежде всего, по той причине, что они осуществляли духовное руководство монахами и мирянами, к ним с разных сторон стекались люди и получали от них советы и утешение; некоторые старцы обладали даром прозорливости, некоторые совершали исцеления. Ничего этого не наблюдается в Силуане. Он не принимал многочисленных посетителей, не совершал чудес, был простым, малозаметным монахом.