Святые наших дней
Комментируя эти слова, отец Софроний пишет: «Молитва за весь мир, за всего Адама, приводит во многих случаях к удалению от частного служения людям. Быть может, кто-нибудь спросит: не есть ли такое удаление от частного служения отказ от чего-то конкретного ради чего-то абстрактного? Конечно, нет, так как весь Адам не есть абстракция, а самая конкретная полнота человеческого бытия… Единый святой – есть явление чрезвычайно драгоценное для всего человечества. Святые фактом своего бытия, хотя бы и неизвестного миру, но известного Богу, низводят на землю, на все человечество, великое благословение Божие».
По словам старца Силуана, «мир стоит молитвою, а когда ослабеет молитва, тогда мир погибнет». Бытие мира напрямую зависит от того, молятся ли монахи за мир или нет: «Ты, может быть, скажешь, что теперь нет таких монахов, которые молились бы за весь мир; а я тебе скажу, что когда не будет на земле молитвенников, то мир кончится, пойдут великие бедствия; они и теперь уже есть».
Монах молится за мир, но при этом не интересуется мирскими новостями. Отец Софроний рассказывает, как однажды монастырский духовник отец Трофим рассказал старцу Силуану о чем-то прочитанном в газете, а потом спросил:
– А вы, отец Силуан, что скажете по этому поводу?
– Я, батюшка, не люблю газет и газетных новостей, – ответил тот.
– Почему так?
– Потому что чтение газет омрачает ум и мешает чисто молиться.
– Странно, – говорит духовник. – По-моему, наоборот, газеты помогают молиться. Живем мы здесь в пустыне, ничего не видим, и так душа постепенно забывает о мире, замыкается в себе, и молитва от этого слабеет… Я когда читаю газеты, то вижу, как живет мир и как страдают люди, и от этого у меня появляется желание молиться. Тогда служу ли я литургию, молюсь ли у себя в келлии, я от души прошу Бога за людей и за мир.
– Душа, когда молится за мир, без газет лучше знает, как скорбит вся земля, знает она, и какие нужды есть у людей, и жалеет их.
– Как может душа знать от себя, что творится в мире? – спросил духовник.
– Газеты пишут не о людях, а о событиях, и то неверно; они приводят ум в смущение, и правды из них все равно не узнаешь, а молитва очищает ум, и он лучше видит все.
Этот диалог выявляет суть монашеского молитвенного делания. Преподобный Исаак Сирин писал: «Хочешь ли, по евангельской заповеди, приобрести в душе твоей любовь к ближнему? Удались от него, и тогда возгорится в тебе пламя любви к нему…» Монах удаляется от мира и мирских новостей, но не для того, чтобы забыть о мире, а чтобы еще больше возлюбить ближнего, погрузиться в глубины сострадательной молитвы обо всем мире и о каждом человеке.
«За время нашего общения с монахами Святой Горы мы встретили девять человек, которые любили молиться за мир и молились с плачем», – пишет отец Софроний. Старец Силуан был одним из этих девяти.
Плач Адама.
Фреска. Монастырь Высокие Дечаны, Сербия. XIV в.
Еще одна важнейшая тема раскрывается в книге «Старец Силуан» – тема Адамова плача. В писаниях старца Силуана мы встречаем такие проникновенные строки: «Адам, отец вселенной, в раю знал сладость любви Божией, и потому, когда был изгнан из рая за грех и лишился любви Божией, горько страдал и с великим стоном рыдал на всю пустыню. Душа его терзалась от мысли: “любимого Бога я оскорбил”. Не так жалел он о рае и красоте его, как о том, что лишился любви Божией, которая ненасытно каждую минуту влечет душу к Богу. Так всякая душа, познавшая Бога Духом Святым, но потом потерявшая благодать, испытывает Адамово мучение. Больно душе, и сильно жалеет она, когда оскорбит любимого Господа».
Тема Адамова плача связана с литургическим воспоминанием изгнания Адама из рая, совершаемым перед началом Великого поста. Но для старца Силуана Адам – это символ всего человечества. И как каждый человек нуждается в покаянии, так в нем нуждается и все человечество – целый Адам.
Данная тема, в свою очередь, связана с понятием первородного греха – наследственной вины каждого потомка Адама за его грех. Отец Софроний так объясняет эту богословскую доктрину: «Многие не могут или не хотят понять и доброю волею понести последствия первородного греха Адама. Они говорят: “Адам и Ева съели запрещенный плод, а причем тут я? Я готов отвечать за мои грехи, но только за свои личные, а никак не чужие”. И не понимает человек, что таким движением своего сердца он в самом себе повторяет грех праотца, и последний становится уже его личным грехом и падением. Адам отрекался от ответственности, возлагая вину на Еву и Бога, давшего ему эту жену, и тем разбил единство человека и единение его с Богом. Так всякий раз, когда мы отрекаемся от несения вины за общее зло, за дела ближних своих, мы повторяем тот же грех и так же разбиваем единство человека. Господь спросил Адама прежде Евы. И нужно думать, что если бы он не оправдывался, но взял бы на себя ответственность за их общий грех, то иными были бы судьбы мира, как изменятся они, если и мы будем брать на себя тяготу вины ближних».
Монахи – это те, кто призваны оплакивать свои грехи, но вместе с тем плакать за «всего Адама», то есть за весь мир и каждого человека. И старец Силуан был делателем такого плача: «Когда мы читаем у него о плаче Адама, которому “внимала вся пустыня”, великая пустыня мира, то не должно забывать, что плач этот был его, Силуана. Он жил великую трагедию падения человека. Он плакал великим плачем, пред которым всякий душевный человеческий плач – ничто. Так плакать может только тот, кто видел вечный свет Бога. Люди, не видевшие, или, как говорит сам старец, не познавшие Бога, не могут понять этих страданий, не могут они и плакать таким плачем».
Уникальность монашеского опыта старца Силуана представлена в книге отца Софрония через его жизнеописание и подробное изложение его учения. Мы можем теперь попытаться ответить на второй поставленный вопрос: почему книга отца Софрония о старце Силуане нашла такой широкий отклик в христианском мире? Возможно, ответ следует искать не столько даже в личности Силуана, сколько в том, что отцу Софронию на его примере удалось приоткрыть перед современным миром сокровища афонской монашеской духовности.