Душа Бога. Том 2

22
18
20
22
24
26
28
30

Вечность имеет обыкновение проходить очень быстро, мы славно бились с братом, но вот на наше место явились новые боги, кого сущее облекло доверием.

Впрочем, это сейчас не настолько важно. Если я прав, размышлял Познавший Тьму, то проложившим те каналы Хаоса, пробившим ему пути через Межреальность пора бы и пошевелиться — чем дольше они ждут, тем меньше миров уцелеет, тем больше их сделается добычей мёртвого зелёного камня.

И не говорите мне, что «долг сущего — дать жизнь новому Творцу». Сущее ни у кого ничего не брало и ничего не должно возвращать. Оно сурово, но справедливо.

Хедин за этими размышлениями чуть было не пропустил момент, когда брат Ракот принялся одно за другим подтягивать к Обетованному царства мёртвых.

Познавший Тьму осознал это по особой дрожи, докатившейся до его капкана. И ещё он подумал, что это наверняка измыслила Сигрлинн. Души, по её мнению, — единственное, что может остановить Дальних, однако она так же неправа, как и брат Ракот. В душах частицы Пламени Неуничтожимого, однако оно — часть Творца и частью Творца же и станет. Никакой удар с их помощью не превысит того предела, за которым сокрушатся и развеются поддерживаемые Дальними чары.

Они так и остались Истинными Магами, вдруг пришла мысль. Даже брат Ракот — он всегда тяготился этим «званием» Нового Бога. Недаром при каждом удобном случае сбегал шастать по мирам в образе черноволосого и голубоглазого варвара…

Они так и не поняли, что никакой силой Упорядоченного беду не остановить. Им всё ещё кажется, что надо измыслить какое-то особенное заклинание, какие-то небывалые чары. Сыграть по правилам.

Однако правила закончились в тот миг, когда зелёная лавина покатилась от границ сущего к его сердцу.

Правила, законы, пределы, порядки — всё обратилось невесомым прахом. Непререкаемые законы обрекли всё существующее и живущее сделаться субстратом, пищей для Творца; но, если так, чем этот Творец отличается от ненасытной утробы так называемого Спасителя?

Время шло, мгновения таяли. Те, умеющие открывать врата рекам огненного Хаоса и прочерчивать им путь, по-прежнему медлили. Ждут сознательно? Или не могут?

Но кто сделал что-то один раз, сделает то же и вторично. Может, чуть по-иному, но принцип невозможно утратить, стереть или позабыть.

Они зря теряют время!.. И каждый миг — это ещё сколько-то застывших миров, потерянных жизней и душ; что вообще происходит?!

Познавший Тьму прощупывал и прощупывал стены своей тюрьмы — нет, сделаны прочно, ни единой уязвимости.

И, наверное, впервые за все бессчётные года своей жизни Истинный Маг и Новый Бог Хедин познал, что такое отчаяние.

Обетованное стремительно менялось. Тонкая ткань Межреальности вокруг него раздавалась, раздвигалась в стороны, раскрывалась, словно утроба. Ракот собирал царства мёртвых, и от них, хоть и запертых, растекался словно бы могильный холод. Сигрлинн, вернувшись, вновь застыла над кипящим Урдом, лицо — словно алебастровая маска, столь же белое и неподвижное.

Время будто остановилось, сады и цветники Обетованного рассекли грубые шрамы начертанных магических фигур, рыли их вручную, никаких чар — иначе, как объяснила чародейка, будет «вторичное наведение»; в общем — нельзя. Поэтому махали обычными лопатами и кирками.

В старом доме Хедина Сигрлинн решительно выгребла из кладовок магические ингредиенты. В ход пошло абсолютно всё, что только попалось ей под руку; мало-помалу расчертившие землю Обетованного линии начали мягко светиться — серебристо-жемчужным, рассветно-розовым, весенне-зеленоватым, и этот свет совершенно не вязался с устрашающим видом самой фигуры.

Линии, словно руки, тянулись к сгрудившимся у края Межреальности исполинским тёмным шарам — обиталищам мёртвых. Ракот при помощи Тьмы чертил свои знаки — на запирающих царства вратах и иных преградах. Был он донельзя мрачен — хотя, казалось, куда уж больше, если сам только из Тьмы и состоишь?

А потом настал миг, когда Сигрлинн, выдохнув, распрямилась, невидящим взором глянула куда-то вдаль:

— Всё готово, брат.