Первым делом бойцы принялись запасаться водой. Заполнив бурдюки и фляжки, напоили лошадей. Потом, отойдя чуть-чуть от колодца в ложбинку, заняли позицию, удобную для наблюдения. Замаскировались ветками тамариска, лошадей свели за бархан.
По словам проводника, на многие десятки километров вокруг пресной воды нет, значит, Кырккулан бандитам не миновать никак. Местность была, в основном, ровной. Лишь кое-где возвышались барханы.
Вокруг колодца, там, где люди и лошади оставили следы, Платонов приказал подмести. Пятеро бойцов, вооружившись полынными вениками, битый час трудились в поте лица, выполняя приказ.
Трое суток красноармейцы вели наблюдение. Днем Платонов, вооружившись биноклем, цепким взглядом ощупывал степь, по ночам, то и дело прикладываясь ухом к земле, слушал, – не донесется ли топот конских копыт. Но все так же маячили днем у горизонта миражи, а по ночам гробовое молчание пустыни изредка нарушалось лишь диким хохотом сов, да пронзительным криком какой-то таинственной птицы.
Четвертый день начался так же, как и три предыдущих: чертил над колодцем за кругом круг коршун, всплывал над Каракумами бронзовый диск солнца, молчали барханы. Коршун… На него Семен обратил внимание еще вчера. Присмотревшись повнимательнее, Платонов заметил вдали остатки какого-то небольшого животного.
Под вечер решено было, что с наступлением ночи отряд уйдет обратно, так как засада их оказалась делом абсолютно пустым. Платонову стало ясно, что басмачи проскользнули каким-то другим путем. Но каким? Он сам неплохо знал эти места, да и проводник надежный вроде бы…
Выстрел прозвучал так неожиданно и резко, что Платонов инстинктивно втянул голову в плечи. В следующее мгновение он обернулся, схватившись за оружие.
На ближайшем бархане стоял всадник и, размахивая винтовкой, кричал:
– Э-э-эй, балшебик, береги голова!
Развернув коня, он, молодецки гикнув, исчез. Если бы Платонов видел его один, он бы мог подумать, что все это ему пригрезилось. От нестерпимой жары мутилось сознание, человеку могло привидеться и не такое. Только этого всадника видел весь отряд и сомнений никаких не было, – рядом басмачи.
Поведение всадника подсказало Платонову, что враг уверен в своих силах, красноармейцам предстоит нелегкое испытание.
– К бою! – крикнул он.
И почти тотчас же захлопали беспорядочные выстрелы. Там и здесь стали вспыхивать фонтанчики пыли, басмачи прижимали красноармейцев к земле.
– Огонь! – скомандовал Платонов. Красноармейцы дали залп, – вражеский пыл несколько поубавился, но стрельба продолжалась. Вскоре стало ясно, что силы сторон примерно равные, и перестрелка может затянуться.
Солнце скрылось за горизонтом, на Каракумы накатывалась темная душная ночь.
– Лазаренко, ко мне! – позвал командир.
Платонов, да и все бойцы понимали, что положение, в котором они оказались, было более чем серьезное. Нужно было срочно принимать какое-то решение.
– Вот что, – сказал Семен подползшему бойцу, – нужно во что быто ни стало пробиться к соседнему колодцу. Сообщи ситуацию, попроси помощи.
– Есть пробиться к соседнему колодцу!
Но выполнить приказ командира боец Лазаренко не смог, – его настигла басмаческая пуля в тот самый момент, когда он прыгнул в седло. Вторым, кого послал на это задание Платонов, был Чары Мерген. Но он не смог сделать даже того, что удалось Лазаренко, остался лежать на склоне холма еще по пути к лошади.