Ему плевать, что думают Ханна, Бишоп или Лиам Коулман. Они заблуждались. Они ошибались. Ноа прав.
Он выключил кран и передал Майло стакан с водой и таблетку. Майло проглотил ее и поставил стакан рядом со своими рисунками.
Ноа изучал своего сына, проверяя, не слишком ли бледна его кожа, выглядит ли он крепким и здоровым.
— Как ты себя чувствуешь? Есть головокружение? Расстройство желудка?
Майло угрюмо пожал плечами. Ноа его расстроил.
Скрывая раздражение, Ноа зачерпнул лопаточкой несколько шипящих блинчиков и положил их на тарелку Майло. От восхитительного аромата сладких пушистых лепешек у него пересохло во рту. Он намазал их липким арахисовым маслом и подтолкнул тарелку к сыну.
Майло уставился на еду, его глаза поблескивали. Но он не взял вилку. И не стал есть.
Вспышка негодования пронзила Ноа. Майло должен быть благодарен за все, что он сделал для него, за все жертвы и компромиссы, на которые пошел, хотел пойти, собирался пойти.
— Ешь, Майло! По крайней мере, у тебя есть что поесть! Ты даже не представляешь, как тебе повезло!
Майло сморщился. Он съежился, обхватив себя худыми руками за грудь, его лопатки напоминали птичьи крылья.
Раскаяние пронзило Ноа. Он пожалел о своем тоне. Он испытывал стресс, его нервы не выдерживали, нити вины и ужаса, страдания и гнева змеились внутри него.
Все навалилось на него — работа, ополчение, Ханна — весь мир рассыпался по швам.
Он должен взять себя в руки, иначе тоже развалится. Он чувствовал это внутри себя, медленное неумолимое разрушение.
Мысли о соглашении с Розамонд преследовали его. Ноа отбросил свою осторожность. Это необходимо. Они вынудили его к этому своими собственными действиями. У него не оставалось выбора.
Если у Фолл-Крика еще есть шанс на мир, это должно быть сделано.
Он должен это сделать. Одно темное дело, и тогда он сможет начать собирать мир воедино. Все встанет на свои места. Город. Ханна. Его семья.
Ноа смирился с этим. Трудно сожалеть о том, что сделано ради любви.
Он с грохотом уронил нож для хлеба на столешницу.
— Прости, если напугал тебя, дружок.
В ответ Майло промолчал. Его тонкий подбородок опустился, непокорные черные кудри скрывали черты лица.