Нас представляет Фил Сатклифф, мы выходим под громкие аплодисменты. Такое ощущение, что все, что бы мы ни делали, будет правильно. Я подозревал, что подзабуду некоторые слова песен, но складывается ощущение, будто все громко орут наши тексты слово в слово.
Я представляю себе, что, наверное, приблизительно так должны себя чувствовать серферы, когда их без усилий несет радостная волна воспоминаний и чувств. Мы играем до тех пор, пока не валимся с ног от усталости, после чего к нам подходят сильно выпившие и не желающие расходиться ребята и просят сохранить группу.
Мне не кажется, что Ронни и Терри думают, что после концерта мы с Джерри захотим вернуться из Лондона назад. Этот концерт поставил точку над i. Мы перевернули эту страницу наших жизней на хорошей ноте, и все те вопросы, которые могли бы между нами оставаться нерешенными после концерта годом ранее, закрыты раз и навсегда.
На следующее утро на центральном вокзале Ньюкасла появляется странная троица. Мы с Джерри одеты в теплые пальто, и каждый из нас несет в руке чемодан. Я толкаю впереди себя коляску, в которой, открыв рот, спит Джо, одетый в серебристый комбинезон, в котором выглядит, как уставший астронавт. На улице холодно и влажно. Минутная стрелка на огромном циферблате вокзальных часов дрогнула и передвинулась на 8:30. Мы торопимся уйти с промозглого перрона в тепло кофе-бара, где сидим и ждем вместе с другими продрогшими людьми, когда подадут поезд на юг. Мы пьем чай из пластиковых стаканчиков, и какой-то шутник подходит к проигрывателю-автомату и заказывает песню We Gotta Get Out of This Place в исполнении Animals. Такое ощущение, что все поняли эту шутку, словно мы ссыльные из страны иронии и разочарований, отправляющиеся в неизвестное будущее. Эта песня вышла не менее десяти лет назад, и я уверен, что здесь ее слушают часто. Все та же мрачная песня, все такая же мрачная шутка.
Поезд практически полный, но мы умудряемся найти два свободных места напротив престарелой пары, которая на протяжении всей проездки не произносит ни одного слова. Кажется, что мы останавливаемся на всех станциях, и наше путешествие длинное и очень утомительное. Джо проснулся и терроризирует молчаливую пару, которая упорно не поддается его заразительному детскому очарованию. Он начинает бросать в них деталями пластмассового конструктора. Я извиняюсь. Он начинает, как танцор брейк-данса, крутиться и ездить по столику. Я быстро спасаю их стаканчики с чаем. Снова извиняюсь. Потом Джо, беззубо улыбаясь, начинает подкарауливать и бросаться на проходящих мимо людей. Я снова извиняюсь. Он начинает бросать своего плюшевого мишку на пол, громко и четко выкрикивая недавно заученную мантру: «Ах, бл. дь!»
Джерри издает стон и засыпает или делает вид, что заснул, прислонившись щекой к стеклу, за которым пролетают заснеженные поля с линиями телеграфных столбов. Престарелая пара с ненавистью смотрит на безответственного отца и его малолетнего преступника-сына.
Студия звукозаписи Surrey Sound Recording находится на верхнем этаже здания бывшего молокозавода в городе Лезерхед. Эта студия не является более здоровой или как угодно целительной по сравнению с Pathway и другими студиями звукозаписи, в которых мне приходилось работать, но она уютная, просторная и недорогая. Владельцем студии является врач Найджел Грей. Он создал ее в качестве хобби, которое сейчас уже переросло в страсть, поэтому он говорит, что хочет бросить медицину и зарабатывать в качестве звукового инженера и продюсера.
К этому времени Майлз согласился нам помочь и готов выпустить наш первый альбом на своем лейбле Illegal. Он еще не до конца верит в наши силы и способности (мы для него по-прежнему бедные родственники), но Майлзу нужно увеличить количество групп, с которыми он работает, чтобы его снова начали серьезно воспринимать в музыкальном бизнесе. В Майлзе просыпается хищник, когда он видит любые вещи, продающиеся по цене ниже рыночной. Он видит, что Найджел Грей хочет работать и готов упасть в цене. У Найджела фактически нет опыта работы продюсером, поэтому Майлз предлагает ему титул сопродюсера за большую скидку за время записи и сведения. Наш первый альбом мы запишем за десять дней, и студии Майлз заплатит менее ста пятидесяти фунтов. По меркам тех времен это очень быстро и крайне дешево. Если за нашей группой и закрепилась репутация очень скромной и нерасточительной, то эта легенда уходит корнями именно к записи в той студии. Мы пишемся на старую пленку, найденную в гараже Майлза. Изначально на этой пленке были записаны музыкальные потуги одной из групп, менеджером которой когда-то был Майлз.
Найджел всего на несколько лет старше нас со Стюартом. Он ведет себя скромно, у него хорошие манеры, волосы, как у школьника, аккуратно расчесанные на прямой пробор посредине головы, и совершенно обычная, будничная одежда. Мне он кажется скорее сельским доктором себе на уме, чем королем студии, ведущим богемный образ жизни. Иногда я даже посматриваю, не торчит ли стетоскоп из кармана его твидового пиджака. Однако Найджел оказывается грамотным звукоинженером, управляющим оборудованием своей студии так же уверенно, как хирург, делающий надрез на теле лежащего в операционной пациента под наркозом.
Все мы ужасно довольны тем, что пишем альбом. Особенно доволен я, потому что это моя первая запись. Стюарт мрачно заявляет, что я написал большую часть текстов. На сингле мы записали две его песни, но после появления в группе Энди в процессе демократического голосования количество одобренных для исполнения песен авторства Стюарта сильно сократилось. Я помню, что The Police – это детище Стюарта, и понимаю, что его недовольство в определенной степени является обоснованным. Вместе с тем нехватка опыта в студийной работе вовсе не значит, что я не разбираюсь в вопросах написания текстов, ведь я пишу их уже больше десяти лет. Некоторые из них, точнее, вообще все точно не являются шедеврами. Но я чувствую, что в определенной степени уже набил руку. Стюарт и Энди не привыкли писать тексты. Я не собираюсь извиняться перед Стюартом за то, что я такой плодовитый автор, но чувствую, что этот вопрос в будущем станет камнем преткновения.
С точки зрения количества процентов роялти автор текста получает столько же, сколько и исполнитель. Следовательно, если пластинка будет хорошо продаваться, то я получу гораздо больше, чем мои коллеги по группе. Такая ситуация грозит развалить нашу хрупкую демократию, и положение дел в состоянии изменить лишь то, что они начнут писать больше песен или мы сойдемся на том, что я буду делиться с ними своими гонорарами. В итоге сюжет будет развиваться по второму сценарию, и я буду отдавать Энди и Стюарту такую часть моих роялти, чтобы они оставались довольны, но это не убило бы у них желания самим писать хиты. Это соглашение временно решит вопрос, но в целом проблема останется и будет влиять на наши отношения. Именно по этой причине группа в конце концов распадется.
Мы записываем главные песни альбома в первые дни работы.
So Lonely – это переделанная композиция Last Exit, переформатированная в угоду современной моде.
Dead End Job – песня, написанная на основе риффа Стюарта и пары строк, сказанных его братом Иэном. У меня самого в жизни было достаточно бестолковых и бесперспективных работ, чтобы я мог с уверенностью писать на эту тему. На заднем плане Энди зачитывает объявления о найме из газеты Leatherhead Advertiser.
Landlord – песня, написанная по следам случая в Саутгейте и рассказывающая о переживаниях, связанных с поисками квартиры.
Born in the Fifties – первые строчки являются отсылкой к моему детству: «Моя мама плакала, узнав, что убили президента Кеннеди. Она сказала, что его убили коммунисты, но я не был в этом уверен». Уже в раннем возрасте я не был сторонником конспирологических теорий.
Peanuts – мелодия сочинения Стюарта, для которой я написал текст, вдохновленный моим бывшим героем Родом Стюартом и тем, что о нем писали в желтой прессе. Тогда я даже не подозревал, что несколько лет спустя пресса будет писать ерунду и про меня.
Would You Be My Girl? – песня с повторяющимся гитарным риффом, к которой Энди предложил смешной текст о надувной кукле.
Hole in My Life – еще одна композиция о жизненных трудностях и отсутствии счастья, поданная в позитивном ключе.
И, наконец, Roxanne. Изначально мелодия песни была написана в стиле босановы, но потом во время репетиций превратилась в гибрид танго. Стюарт предлагает подчеркнуть вторую ноту в каждом такте для баса и большого барабана, отчего мелодия приобрела странное аргентинское звучание. Стюарт также настаивает на том, чтобы я изменил изначальную мелодию, сделав ее более рваной и непредсказуемой, потому что именно эти качества понравились ему в моей голосовой подаче.