Стинг. Сломанная музыка. Автобиография

22
18
20
22
24
26
28
30

Увы, несмотря на предвкушения лейбла, Roxanne не становится хитом, по крайней мере, в тот момент. На ВВС песню не ставят по причине ее тематики. Там вообще стремятся уменьшить список песен, исполняемых на радиостанции, потому что он слишком обширный. А поскольку ВВС – крупнейшая радиостанция страны, многие другие станции следуют ее примеру.

Несмотря на то что песне Roxanne не удается занять высокие места в хит-параде, в A&M готовы дать нам еще один шанс. Лейбл не хочет выпускать пластинку нашей группы до тех пор, пока какая-нибудь из наших композиций не станет более или менее хитовой, и планирует в этом году выпустить песню Can’t Stand Losing You. По сравнению с Roxanne это более консервативная композиция и поэтому может понравиться коммерческим радиостанциям. Мы полны оптимизма, потому что знаем, что у нас в запасе есть еще одна попытка.

Через пару дней Фрэнсис и Джо возвращаются на некоторое время из Манчестера. Их пребывание омрачается одним неприятным событием. Собака выглядит очень плохо, с трудом дышит, и утром я отвожу ее к ветеринару.

Ветеринар осматривает животное и слушает его сердце. «Я сделаю укол, но он очень старый. Если после укола ситуация не улучшится, я не думаю, что у него есть шансы».

Я возвращаюсь с псом домой на такси и передаю Фрэнсис вердикт ветеринара. От укола лучше не стало, и здоровье животного продолжает ухудшаться. В одиннадцать вечера мы звоним ветеринару, он просит привезти собаку. Мы просим соседей присмотреть за ребенком и в последний раз везем собаку к ветеринару.

Пес как-то странно, не моргая, смотрит на свою хозяйку. Он жил у Фрэнсис четырнадцать лет. Кажется, он хочет сказать: «Вы можете уезжать. Я знаю, что умираю. Не переживайте». Фрэнсис с нежностью прижимает собаку к груди и не плачет. Но потом, когда мы возвращаемся домой, она безутешна.

Мы еще долго не можем забыть собаку. Мне часто снится один и тот же сон, в котором я ночью слышу, как собака скребется под дверью. Я встаю, открываю дверь и спрашиваю: «Где ты был?» И в этот момент просыпаюсь.

К июню погода в Лондоне становится душной и жаркой. Огромные платаны, стоящие вдоль Бейсуотер-роуд, похожи на зеленых исполинов, возвышающихся над автомобилями и потеющими пешеходами в легких хлопковых платьях и рубашках без рукавов. В городе стоит гул ленивого оптимизма, и мне кажется, что такая погода теперь будет всегда. Однажды утром с автобусной станции Виктория в центре Лондона неожиданно звонит отец.

«А что ты там делаешь, папа?»

«Я только что вернулся из Германии и хочу заехать к вам на завтрак. Все потом расскажу».

К дому подъезжает черное такси, и перед нашим подвальным окном появляются ноги в пижонских замшевых туфлях. Потом я вижу, как старый человек с пакетом в руках наклонился и, держа ладонь козырьком над глазами, заглядывает через окно внутрь.

Я обнимаю отца, делаю шаг назад и осматриваю его с ног до головы. Я не видел его с прошлого Рождества. Он улыбается, немного похудел и, кажется, стал моложе, хотя в глазах читается грусть, а белки глаз немного красные. Фрэнсис готовит ему завтрак: омлет с беконом. Отец покачивает Джо на коленке, ест и рассказывает о своих приключениях.

Он говорит, что оказал услугу другу. Тот владеет фирмой, занимающейся автобусными турами в Ньюкасле. Этот приятель попросил отца поделиться мнением об отеле в городе Ремаген, с которым он собирается установить деловые отношения. В этих местах отец служил после войны. Я догадываюсь, что этот друг понял, что отцу просто на некоторое время нужно выбраться из дома, и знал, что тот слишком горд и не поедет в Германию, если ему подарят эту поездку, поэтому и придумал историю с осмотром отеля. Поездка пошла отцу на пользу – его походка стала пружинистой, а на губах появилась улыбка. Я думаю о том, навестил ли он женщин, которых знал во времена военной службы, но напрямую этого вопроса не задаю. Я жду, пока он выскажется до конца, и только потом спрашиваю: «А от матери есть какие-нибудь новости?»

«Нет, она со мной не связывалась, но я слышал, что с деньгами у них не очень».

Отец не упоминает Алана по имени, и в его голосе нет злорадного торжества. Выражение его лица сразу становится грустным, и я понимаю, что он все равно любит мать, несмотря на то что она его бросила.

Я говорю отцу, что тоже не получал от нее новостей, и умалчиваю о письмах, которыми мы с ней обменялись.

После завтрака отец смотрит на часы и говорит, что ему надо ехать на автовокзал, чтобы возвращаться в Ньюкасл, в котором его сын вот уже неделю занимается семейным бизнесом в полном одиночестве. Я умоляю отца остаться и говорю: «Ты можешь спать на диване». Я подозреваю, что он откажется, но все равно пытаюсь отговорить уезжать так быстро.

«Нет, мне надо ехать. Бедный Филип каждый день работает в две смены». Он целует Фрэнсис и внука, крепко и быстро жмет мне руку и уходит.

Отцу осталось жить десять лет. Кажется, что рак, убивший обоих моих родителей, расцвел, как злокачественный цветок, на почве негативных эмоций и несчастной супружеской жизни, которая выпала на их долю.

14