Во время поездки на такси через Пон-Нёф я обратила внимание, что он старается впечатлить меня, и поездка на машине скорее всего будет стоить ему дня без еды, так что это был трогательный жест. Мы приехали в Первый округ ко входу в Ле-Аль, где над павильонами центрального рынка белели, как кость, грандиозные каменные контуры готической церкви Эглиз Сен-Эсташ. Несмотря на два часа ночи, на рынке кипела жизнь.
Мужчины управляли тележками, грузовики и городские чёрные автомобили петляли среди конных экипажей, везде продавцы или покупатели грузили или разгружали ящики яблок, цветной капусты, мяса, картофеля. Мальчишки несли на головах пустые корзины, а усталые женщины бродили между прилавками с теми же корзинами, но полными, висящими на локтях. И повсюду мужчины в вечерних костюмах сопровождали женщин с длинными сигаретами, в бальных платьях и мехах.
Обычно я выходила из цирка только с Сильви или Эсме. Я никогда не отваживалась так далеко забраться в одиночку. По тому, как умело Эмиль уворачивался от тележек и лавировал в толпе, я сделала вывод, что он здесь частый гость. Мы пробились к одному из входов на рынок.
– Вы бывали здесь раньше? – В холодном воздухе виден был пар от его дыхания.
Я покачала головой.
– Моя мать торговала с тележки цветами и фруктами, – сказал он. Загибая пальцы, он пошёл спиной вперёд, как будто проводил для меня экскурсию. – Вот здесь павильон цветов и фруктов, вот здесь – овощи, масло и сыр, а вот это рыба, птица и мясные закуски, само собой. – Он указал на самую дальнюю постройку. – А отец у меня был мясником. Работал вон в том павильоне.
Наверху в окна под потолком лился лунный свет. Я и представить себе не могла, что можно расти так свободно, круглые сутки носиться по торговым павильонам из стекла и железа.
– Я никогда… – Я замерла в изумлении посреди рынка.
– Это моя любимая часть Парижа, – сказал Эмиль с усмешкой. – Для меня это и есть Париж.
Его волосы растрёпанно вились, как будто он затянул со стрижкой на пару недель.
– Вот здесь. – Он показал на ресторан в конце квартала. На вывеске значилось: «L’ESCARGOT». («Улитка»).
Ресторанчик прятался внутри рынка, как жемчужина в раковине. Его чёрный чугунный фасад напоминал стиль «Прекрасной эпохи». Внутри было тепло и уютно. Мы сели в углу.
– Здесь лучший луковый суп. Они готовят из красного лука, не белого.
Эмиль заказал два бокала шампанского и одну большую порцию супа.
Такой приятной неожиданностью оказался и этот деревянный потолок с низкими люстрами, и близость разделить с другим человеком одну миску супа. От такого забавного заказа я задумалась, может быть, у Эмиля нет денег, чтобы позволить себе две, но потом суп доставили, и я всё поняла. Официант принёс огромную глиняную миску, над которой горкой поднимались хлеб и расплавленный сыр. Сыр упрямо не поддавался, он прилип к хлебу, и я наматывала его на ложку, пока не отковыряла хороший кусок. Деревенский хлеб был с большой палец толщиной. Суп ещё не успел остыть, но вкус солоновато-сладкого бульона во рту ощущался как блаженство.
Последняя тарелка супа, которую Сильви стащила с кухни и принесла в мою комнату, стала началом моего преображения. Когда Эмиль проглотил первую ложку супа и зажмурился от удовольствия, я вдруг подумала, что и этот бульон может изменить мою жизнь.
Что такого особенного в супе?
– Magnifique[14], – сказала я с улыбкой.
Эмиль отщипнул полоску сыра.
– Вы видели довольно малую часть Парижа, я прав?
ebooksa