– Писать, – поправил его профессор. – Художники пишут, а не рисуют. – Он грустно улыбнулся. – Нет, там что-то другое.
– Не анатомия, а психология?
– Да. Какой-то психологический блок, если я правильно понимаю.
– А можно у вас спросить еще про одного ученика?
– Конечно, если я его помню.
– Алексей Бойко. Вы должны были о нем слышать. Мальчик попал в больницу почти одновременно с Артёмом и Мирославой, упал с лестницы в Свечной башне.
– Леша. – Исаак Моисеевич кивнул. – Я не был знаком с ним лично, но видел частенько. Они дружили.
– Кто?
– Вот эта троица: Артем, Мирослава и Леша. Они были не разлей вода тем летом. Знаете, я не сразу понял специфику этого лагеря. Тогда мне думалось, что все дети, в нем обучающиеся, наделены какими-то талантами.
– А это не так?
– Совсем не так. – Профессор покачал головой. – Думаю, тогдашний лагерь, впрочем, как и нынешняя школа, это в большей степени коммерческий проект. Не так уж и много там было по-настоящему талантливых детей. Всякие там были.
– Можете привести пример?
– Пример? – Исаак Моисеевич задумался. – Не сочтите меня старым сплетником, но Славик Горисветов, сын Всеволода Мстиславовича, никогда не блистал никакими талантами. Обычный мажор, как сейчас принято говорить. Если его пребывание в лагере можно было оправдать родственными связями, то пребывание некоторых его дружком оправдывает лишь полезность и влиятельность их родителей. Ничто не ново под луной… Нет, я не берусь судить! Боже упаси! Плохо другое, когда вот такие ребята мешают заниматься и развиваться настоящим гениям.
– Они мешали? – спросил Самохин, делая еще одну мысленную зарубку.
– Сам я ничего подобного не замечал, но Амалия… – профессор запнулся, помрачнел лицом, а потом снова заговорил: – Амалия Ивановна была учительницей Мирославы. Ее больше нет с нами…
То, как он это сказал, наводило на мысли, что Амалия Ивановна была ему дорога не только как коллега. Самохин вздохнул понимающе и сочувственно.
– Амалия Ивановна несколько раз замечала признаки… Как это нынче принято говорить? Признаки буллинга.
– Кого травили? – спросил Самохин, подаваясь вперед. – Артёма?
– Насколько мне было известно, нет. По крайней мере, я не видел ничего подозрительного. Да и Артём мне никогда не жаловался.
– Значит, Мирославу?