Но такого нет, и о каком-то трицератопсе мы знаем больше, чем о соседе по лестничной клетке. А все потому, что трицератопс интересен ученым и даже школьникам. Сосед не интересен даже собственной жене. И только после смерти он начинает умеренно занимать окружающих.
Да только нынешние грабители от себя почти ничего не оставили. Можно было только описать их повадки: любят ночь, скрытны, аккуратны, изобретательны.
Единственная улика – тот самый не переточенный ключ.
Не густо.
Порой досадно, что люди предсказуемы, но излишняя оригинальность тоже может вызвать раздражение. Особенно у следователя.
– Положим, у меня на поселке, на соседней улице живет слепой, – откинувшись на спинку стула, начал размышлять Карпеко. – Так он людей узнает по звуку шагов, причем все равно, идешь ты по траве или асфальту. К слову сказать, я тоже узнаю по шагам в коридоре, кто мимо моего кабинета проходит. Но вот уверен, что слепой не знал, как его собственные шаги звучат.
– «Положим»? – переспросил Данилин.
– Не придирайся к словам. В самом деле живет. И вот я к чему это вспомнил. Чьи-то шаги мы тут не слышим. Кто-то здесь не вкладывается в канон.
Глава 33
Завыла трижды сирена.
– Что это? – встрепенулся Пашка. – Что-то случится?
– Чой-то случится…– сказала бабка, откладывая газету. – Сейчас рвать гранит будут. Ховайтесь под крышу.
Они тогда сидели на улице. Пашка и Аркадий чистили пластины из разобранного фрикциона. Рядышком бабушка-токарь не то дремала, не то читала «Приазовский рабочий». Сирены вывели ее из дремоты, и она заспешила в мастерскую. Аркадий и Павел пошли за ней.
Внутри мастерской они не стали у окон – из них все равно открывался небогатый вид на машинный двор, окруженный со всех сторон подсобными помещениями. Аркадий присел на станину американского станка. Пашка стал рядом. Старуха продолжила читать газету, сидя на лавочке в своем закутке. Надвигающееся светопреставление ее нимало не занимало.
На дворе стало тихо, как бывает перед самой большой грозой. Грузовики укочевали в гаражи, из шумной курилки исчезли механики, замолкли птицы, попрятались под крыши. Даже ветер приутих. А где-то пламя уже бежало по огнепроводным шнурам, чтоб подорвать гирлянды динамитных разрядов.
И, расколов тишину – взорвалось!
В карьере словно разразилась буря, прогрохотали сотни громов. Ударные волны бесновались внутри каменной чаши – поглощались и отражались от стен, сталкивались, дробились, но все же выплескивались на поля, проносились меж домов ветром, рвали листву с деревьев. Шатало землю.
Динамит колол гранит, вырывая его из недр земли. Он летел в небо и опадал вниз каменным дождем – гранитная крошка застучала по крыше мастерской.
– Гляди-ка, камни с неба! – попытался пошутить Пашка.
– Это что, – заметила старуха. – Бывало, камни летали как орех. Черепицу потом перекрывали.