Огненный трон

22
18
20
22
24
26
28
30

Вот Анубис, например, говорил мне, что пребывает в Стране Мертвых уже пять тысяч лет, но выглядит он по-прежнему подростком, как будто течение времени вовсе его не затрагивает.

Я поежилась. А что, если, когда на рассвете мы вынырнем на другой стороне Реки Ночи, окажется, что на земле прошли целые века? Мне только что исполнилось тринадцать, и я не хочу сразу превратиться в тысячелетнюю старуху!

И еще я пожалела, что вспомнила об Анубисе. Рука сама собой потянулась к амулету шен на шее. После всего что произошло между нами с Уолтом, мне почему-то было неловко, что я жду встречи с Анубисом. А с другой стороны, мне очень хотелось его увидеть. Может, Анубис сможет чем-то помочь нам в наших поисках. И даже может такое случиться, что он уговорит меня ненадолго отвлечься от разных важных дел, чтобы чуть-чуть поболтать о том о сем, вот как во время нашего прошлого путешествия в Дуат. Это было бы так мило… Скажем, уютное романтичное кладбище, ужин на двоих в кафе «У гроба» или…

«Сейди, прекрати, – одернула я свои разгулявшиеся фантазии. – Сосредоточься».

Достав из сумки «Книгу Ра», я снова пробежала глазами по вводной части. Этот кусок свитка я перечитала уже несколько раз, но все равно она оставалась какой-то мутной и непонятной – хуже учебника по математике, честное слово. На каждом шагу попадались слова вроде «первый из Хаоса», «дыхание в глине», «ночное стадо», «возрожденный в огне», «поместья солнца», «поцелуй ножа», «игрок света» и даже «последний скарабей», смысл которых казался мне абсолютно непостижимым.

Я рассудила, что, раз мы должны пройти двенадцать участков реки, мне наверняка придется прочесть три части «Книги Ра» в трех разных местах, возможно, чтобы разбудить три ипостаси бога солнца. И наверняка каждая из ипостасей будет устраивать нам какое-нибудь испытание. Я знала, что если не справлюсь и не смогу прочесть книгу правильно – допустим, споткнусь на каком-нибудь слове, то участь моя будет горше, чем у Влада Меньшикова. Сама мысль об этом приводила меня в ужас, но я понимала: сейчас нельзя допускать даже вероятность ошибки. Оставалось только надеяться, что, когда придет время, вся эта абракадабра сделается вдруг более понятной.

Течение ускорилось, и наша лодка понеслась быстрее. К сожалению, протекать она тоже стала быстрее прежнего. Картер успешно демонстрировал свои недюжинные магические таланты, создав из пустоты (а может, просто отыскав где-то на палубе) слегка помятое ведро, которым он и принялся вычерпывать воду, тогда как я продолжала сосредоточенно присматривать за нашей судовой командой. Чем глубже мы опускались в Дуат, тем мятежнее вели себя светящиеся шары, то и дело пытаясь противиться моей железной воле и норовя спалить меня дотла.

Когда плывешь по темной и опасной магической реке, очень раздражает, если кто-то у тебя в голове без конца шепчет обидные и несправедливые вещи вроде: «Умри, предательница, умри». И к тому же у меня появилось стойкое чувство, что нас кто-то преследует. Обернувшись, я заметила неясное светлое пятно в темноте, какое иногда начинаешь видеть после фотовспышки, но тогда я решила, что у меня просто разыгралось воображение. Еще сильнее мне действовал на нервы непроницаемый мрак впереди. Не видно было ничегошеньки: ни русла, ни береговых ориентиров. Недовольная команда запросто могла вести нашу лодку прямиком на скалу или в пасть какому-нибудь чудищу, а мы бы даже не догадались об этом. Сейчас мы просто неслись неведомо куда сквозь черную пустоту.

– Почему здесь так… пусто? – пробормотала я.

Картер выплеснул за борт очередное ведро. Странное, конечно, зрелище: парень, одетый как египетский фараон, с царскими регалиями за поясом, вычерпывает ведром воду из прохудившейся лодки.

– А может, эти Дома Ночи соответствуют фазам человеческого сна? – предположил он.

– Чего-о? Каким еще фазам?

– Фазам сна. Помнишь, мама рассказывала нам про них, когда укладывала нас спать?

Конечно, я не помнила. Мне же было всего шесть лет, когда мама умерла. Она была не только магом, но и ученым и не видела ничего особенного в том, чтобы вместо сказок почитать нам на ночь про законы Ньютона или периодическую систему элементов. Большую часть я попросту не понимала, но мне было обидно, что я так мало помню. И еще меня очень раздражало, что у Картера осталось гораздо больше воспоминаний о маме, чем у меня.

– У человеческого сна есть несколько стадий, или фаз, – принялся объяснять Картер. – В первые часы после засыпания мозг пребывает почти в состоянии комы: это очень глубокий сон, при котором почти не бывает сновидений. Может быть, поэтому первые участки Реки Ночи такие темные и как будто бесформенные. Следующей наступает фаза БДГ – быстрых движений глаз. Во время этой фазы мозг снова становится активным, и человек видит сны, все более живые и яркие с каждым циклом. Может, Дома Ночи на реке устроены по тому же принципу?

Мне эта теория показалась немного притянутой за уши, хотя мама с детства внушала нам, что наука и магия вовсе не исключают друг друга, а, напротив, дополняют. Это как разные диалекты одного и того же языка, говорила она. И Баст тоже рассказывала, что у реки, протекающей через весь Дуат, есть множество притоков и рукавов. Их топография меняется с каждым путешествием, потому что они реагируют на мысли самого путешественника. А уж если река меняется под воздействием снов каждого спящего человека, и если эти сны в течение ночи становятся все более яркими и буйными, то нас ожидает весьма суровое плавание.

Русло вдруг резко сузилось, и по обеим сторонам проступили очертания берегов, покрытых черным вулканическим песком, чуть поблескивающим в свете нашего магического корабельного экипажа. Воздух стал холоднее, и я теперь зябко ежилась в своем легком платье. Днище лодки то и дело скребло по подводным камням и песчаным отмелям, отчего течи открылись еще сильнее. Картер бросил свое бесполезное ведро и решил попробовать другой способ справиться с затоплением: достал из сумки комок воска, и мы вдвоем принялись замазывать трещины и щели в бортах, скрепляя их связующими заклинаниями. Честное слово, если бы у меня оставалась жвачка, я бы и ее пустила в дело.

Никаких знаков или объявлений вроде «Добро пожаловать в Третий Дом» мы не увидели, но сразу поняли: река изменилась. Время проносилось с ужасающей быстротой, а мы все еще не сделали ничего полезного.

– Наверное, наше первое испытание – это смертельная скука, – проворчала я. – Тут что, вообще ничего не происходит?

Лучше бы я придержала себя за язык, потому что в ту же минуту прямо перед нами из темноты появилось нечто огромное. А именно – обутая в сандалию нога шириной с само речное русло. Эта нога уперлась в нос нашей лодки, и та встала мертво прямо посреди стремнины.