Поэтому принял лукавый образ духа добра, стал действовать добрыми, благочестивыми и умильными речами, будто он старается ради ее души, для Неба…
И вкладывает, по своему обыкновению, грех в самое благочестие.
— Приближается, — говорит ей лукавый, — святой праздник Пасхи, память об исходе из Египта, а Господь, да святится имя Его, благословил тебя всяким добром, поэтому следует тебе, Баше-Гитель, ради святого праздника сделать себе обнову. И заслуга тебе будет перед Господом: портной заработает на Пасху, исполнишь веление Отца Небесного: «Возрадуйся о празднике твоем». Не так ли?..
Баше-Гитель колеблется. Но лукавый ей напоминает, что сыны Израилевы перед исходом из Египта выпросили вещей серебряных, вещей золотых и одежд. Для чего? И он нашептывает ей: в честь праздника!
Она под конец соглашается, печет немного меньше мацы, заготовляет несколько меньше угощения, чуточку скупится на милостыню, и справляет себе новое платье с серебряным шитьем.
— Пятидесятница, — говорит он ей в другой раз, — еще более святой праздник, день дарования Святого Писания!
И она покупает новый жемчуг.
Наступают Кущи — она переделывает свой убрус, перешивает нагрудник, прикупает пару бриллиантов для серег…
Потом лукавый нашептывает ей, будто она пренебрегает Святой Субботой, а Суббота святее всякого праздника — Баше-Гитель старается к каждой субботе кое-что обновить, хотя бы мелочь — шелковый платок, что ли, на голову, украшеньице какое. Под Новый Год или ради вербного дня, как не купить новых белых или светло-голубых лент? Пурим — также праздник, Ханука — безусловно, такое чудо случилось!.. Затем доходит дело до платьев летом к Лаг-Беоймеру, зимою — под Новый Год в древесном царстве…
Хотя мы и в изгнании, но в праздниках недостатка нет…
В ожидании же мужа, сам Бог велел жене нарядиться — праведная женщина должна искать милости в очах господина своего…
Нашлись у лукавого и другие пути. У Баше-Гитель некогда бывали трудные роды, пусть она обзаведется поэтому ниткой рубинов — прекрасное средство. Не мешает также разжиться на несколько смарагдов.
— Смарагд, как ты знаешь, — шепчет лукавый, — пробный камень для души. Если, нося такой камень, прелюбодействуют, — камень трескается; а является дурная мысль, — камень мутнеет… Впадешь, упаси Боже, во искушение, увидишь по камню, и сейчас же покаешься…
Ее Элимелех целыми месяцами в пути, имеет дело с купцами, почему бы ей не достать себе несколько амулетов, пособников мудрости? Баше-Гитель, правда, и так умна, однако от прибыли голова не болит! А как не приобресть сердолик — ведь сей драгоценный камень придает прелести, и те, что носят его, очень любимы мужьями…
Так лукавый и смутил ее.
И с каждым днем, с каждым часом она все боле погружалась и погружалась в свою страсть.
А увидев победу свою, убедившись, что Баше-Гитель теперь подобна метко брошенному камню, что катится с горы в силу первого толчка, лукавый отстранился и стал в положение наблюдателя. А Баше-Гитель продолжает свое: скупясь на милостыню, стесняя себя и детей в пище, отдавая мальчиков к более дешевым учителям, весь свой достаток тратит на украшения и наряды…
Но с нее и этого мало. Отказала домашней прислуге, не позабыв вычесть из жалованья за все поломки, случившиеся в доме, не считаясь с тем, виновата ли прислуга, или нет.
Взяла в дом, будто из жалости, бедную молоденькую сиротку, изголодавшуюся девушку, свою близкую родственницу, заявив, что жалования ей не кладет, но обещая когда-либо дать ей приданое, подарки, несколько платьев со своего плеча и даже повести ее под венец, когда случится ей суженый…
А покуда что Баше-Гитель тратит сиротское жалование на свою страсть…