Вор

Я вздрогнул, и боль вернулась, да так, что перехватило дыхание. Софос держал меня за руку, и постепенно приступ прошел.

– Все смотрели только на тебя, – сказал он. – Потом мы обернулись к Амбиадесу, а ему было все равно. То есть его даже не тронуло, что ты погиб. Думаю, ему уже ни до кого не было дела: ни до меня, ни до волшебника, ни до Поля. А Поль – он просто протянул руку и столкнул Амбиадеса с обрыва. И потом…

Софос умолк, тяжело вздохнул и продолжил:

– Потом он тоже полетел вниз вместе с двумя аттолийцами. Волшебник пытался выхватить меч, но солдаты сбили его с ног.

Софос подтянул колени к груди и стал покачиваться взад-вперед. Он плакал.

Я медленно-медленно дотянулся до его ноги и пожал. Что тут скажешь? Поль мне нравился.

– Я знаю Поля с самого детства, – запинаясь, произнес Софос. – Я не хочу, чтобы он был мертв! – Как будто от его желаний тут что-то зависело. – У него жена и двое детей, – рыдал он. – И теперь мне предстоит им сказать.

Я вздрогнул и опять закрыл глаза. Человек, который погиб от моей руки, даже не догадывался, что имеет дело с опытным противником. Он судил только по тренировочному мечу и малому росту. А я захватил его врасплох и убил. Все равно что в темном переулке ударил ножом в спину. Может быть, у него тоже были жена и двое детей. Кто им расскажет? Боль из груди расползлась по всему телу, заныли даже пальцы, едва касавшиеся шершавого пола.

После долгого молчания Софос шепотом спросил:

– Ген! Не спишь?

– Нет.

– Волшебник сказал, что кровотечение прекратилось и ты, скорее всего, поправишься. Если не начнется лихорадка.

– Рад слышать. – И тогда мне отрубят голову.

* * *

Когда стражники привели волшебника обратно, солнце уже садилось. Последние лучи проникали в крошечное окошко и падали на противоположную стену камеры. Стена была из того же желтого известняка, что и королевский мегарон по ту сторону Эддисских гор. Весь день я то дремал, то просыпался. Кто-то принес мне поесть – я отдал все Софосу.

– Ген, как ты себя чувствуешь? – спросил волшебник.

– О, прекрасно, – ответил я. В груди словно кипел раскаленный цемент, меня бросало то в жар, то в холод, но меня это не волновало. Меня теперь вообще ничего не волновало, так что, можно сказать, я чувствовал себя прекрасно.

Волшебник пощупал мне лоб и озабоченно нахмурился:

– Ты сегодня что-нибудь поел?

Я закатил глаза.

– Да, глупый вопрос, – признал он. – Софос, раздобыл чего-нибудь съестного?