Тамада

— Но ведь ты живешь и никуда не едешь.

— Может, и уеду, — вздохнул Али.

— Я уже кое-что слышал.

— Обо мне? А что обо мне слышать? — насторожился Али. — Разве только одно: был председателем, да никому не угодил. Кругом только говорят: Али такой, Али сякой, — начал было он, но Ибрахим положил ему на плечо руку.

— Хватит об этом. Давай о чем-нибудь другом поговорим.

— Зайдем ко мне, я тут рядом теперь живу. Ведь столько лет не виделись, — согласился Али.

Проговорили они в тот вечер дотемна: было что вспомнить, многое успел уже узнать Ибрахим о колхозе, которым прежде руководил Али. Дела в нем шли из рук вон плохо, но, по словам Али, выходило, что сняли его вовсе не за плохое руководство, а потому что у Жамилят есть в Нальчике «рука». Но если колхоз «не потянул» он, Али, то и она «не потянет». Потому что не женское это дело — руководить людьми. Горцы не привыкли, чтобы ими руководила женщина. А если Жамилят и поставили председателем, то лишь по той причине, что хотели доказать всей Балкарии, что и у нас, смотрите, есть женщины — председатели колхозов. А на самом-то деле какой из женщины председатель? Представить только! В первый же вечер, только приехала сюда, да после того еще, как съездила в эту жуткую пургу на Куру-кол, собрала она, видите ли, своих подружек: Аминат, Аслижан разных — и начали они все вместе в правлении полы мыть, стены белить, паутину по углам соскабливать. Народ в правление заглядывает и видит: председательница с тряпкой в руках, босоногая, пол у себя в кабинете моет. Разве после этого кто-нибудь будет по-серьезному относиться к ней и ко всему, что она делает?

Долго говорил Али — обо всем, что накипело в душе. И в конце концов все у него сводилось к одному: не женское это дело — быть председателем.

— Но ведь это Жамилят! — вырвалось у Ибрахима. — Ты забыл, что ли, об этом...

Али усмехнулся:

— Помню, помню... никто не говорит, что она плохая. Хорошая женщина. Добрая. И красивая — ничего не скажешь. Молодая была — от женихов отбоя не было, и все тоже хвалили: умна, работяща, лучшей жены не сыскать.

Али явно намекал на давнишнюю дружбу Ибрахима с Жамилят, когда те еще учились в Ленинском городке, а потом в Москве.

Ибрахим понял его усмешку и сказал:

— Она и сейчас такая же.

— Может, ты из-за нее и приехал сюда?

— Слушай, Али, когда-то мы с тобой были друзьями и понимали друг друга с полуслова. Много воды с тех пор утекло, но я верю, что ты по-прежнему хороший парень. Не черни Жамилят. Подумай лучше о себе, о своей дальнейшей жизни. Мой тебе совет, а если нужно будет... и поддержка.

Выпить ради встречи Ибрахим отказался, сославшись на нездоровье, и, сухо попрощавшись, ушел, оставив Али в глубоком раздумье одного за столом.

6

Недаром в балкарской пословице говорится: бугорок, насыпанный кротом, арбу опрокинуть может. Жамилят вспомнила эту пословицу, когда Харун, явившись как-то в полдень из райкома, упавшим голосом сказал: колхоз в четвертом квартале прошлого года не выполнил плана по заготовке мяса, и вот теперь райком требует, чтобы они рассчитались с государством. Кроме того, им предстоит выполнить план по мясу и за первый квартал нынешнего года.

Жамилят не поверила своим ушам. Сдать так много мяса! Сразу! Но где его взять? Кто дал такое указание? От кого оно исходит? Она и знать не знала, что у колхоза такая задолженность.

Почесывая большим заскорузлым пальцем белесоватый шрам на нижней губе, Харун растерянно говорил: