– Конечно, конечно. Смотрите все, что хотите. Чувствуйте себя как дома.
Гобович возвращается к чтению и больше не обращает на него внимания. Изображая интерес, полицейский рассматривает на столе новинки, выискивая среди книг хоть какой-нибудь компромат. Как и в тот раз, бо́льшая часть названий и авторов ничего ему не говорит: Эндрю Сутар, Фрэнк Суиннертон… Только Сальгари и Сабатини – он вспоминает капитана Блада – у него еще как-то на слуху. Его удивляет количество романов, написанных женщинами: Дороти Канингем, Наоми Джейкоб, Агата Кристи и прочие; их десятки. Якобы с любопытством он листает экземпляр «Истории Тома Джонса» какого-то Филдинга и иллюстрированную книгу с подзаголовком «Раса, пол и окружающая среда» – увы, это трактат по климату и географии. Кампелло ставит книгу на место, берет другую, а сам тайком поглядывает на террасу; застекленная дверь туда закрыта. Так, шаг за шагом, от одной книги к другой, с рассеянным видом он приближается к столу, где работает женщина. Подобравшись к ней, он показывает книгу, которую держит в руках, хотя сам едва разглядел название:
– Как вам вот эта? Ничего?
Он спрашивает по-английски. Она смотрит и вежливо кивает. На столе лежат несколько книг, стопка карточек и большая кожаная сумка. Женщине, должно быть, лет двадцать с чем-то, прикидывает полицейский. По тому, как прямо она сидит на стуле, он догадывается, что она высокая: где-то метр семьдесят пять. Стоя будет повыше него. Макияж у нее минимальный: губы чуть тронуты яркой помадой, глаза никак не подчеркнуты.
– Чарльз Маллет – хороший биограф, – отвечает она. – Здесь он пишет об Энтони Хоупе, о его жизни и его книгах.
– Ах да, конечно, – подхватывает Кампелло. – Хоуп, как же, как же.
– Ну, вы знаете: автор «Узника Зенды».
У нее хороший английский, замечает он. Не хуже, чем у него самого, уроженца Мальты. Он опять листает книгу, как бы сомневаясь.
– Да, конечно… Я видел фильм.
– Хороший фильм, вам не кажется?
– Прекрасный. Рональд Колман там великолепен.
Последние слова он произносит по-испански и видит, что она улыбается, их услышав.
– Вы ведь не с Гибралтара, правда? – спрашивает полицейский.
– Я живу в Пуэнте-Майорга, но провела здесь три года во время войны в Испании.
– Беженка?
– Мой отец – беженец.
– Поэтому вы так хорошо говорите по-английски.
Она закрывает авторучку колпачком. На руках ни колец, ни браслетов, ни лака на ногтях; только дамские часики на правом запястье – перо она держала в левой руке, значит, левша, – и сережки, маленькие золотые шарики.
– Возможно, – отвечает она.
Звенит дверной колокольчик, и входит клиент. Кампелло опасается – вдруг кто-то из знакомых; но нет, входит человек среднего роста, с военной выправкой, одетый как обычный горожанин, Кампелло его никогда раньше не видел. Хозяин магазина покидает кресло-качалку, идет навстречу посетителю, и до Кампелло долетают обрывки разговора: Честертон, Генри Джеймс, еще какие-то имена.