– Равновесие, понимаете?.. Способ выровнять чаши весов.
Она подержала ладони над столом, будто эти самые чаши, потом опустила – медленно и, показалось мне, устало.
– Я не могла пройти через это и сидеть сложа руки, – продолжала она после паузы. – И это их высокомерие…
Она умолкла, видимо, решив не продолжать.
– Британское? – уточнил я.
От солнечного света ее зрачки сузились и застыли крошечными черными камешками. И неожиданно это сияние показалось мне молодым и опасным.
– Вам не выпало видеть, как военные корабли ходят по бухте, как по двору собственного дома… Как солдаты, пьяные до животного состояния, переходят на нашу сторону границы в поисках свежей плоти – вдов с детьми, которым нечего есть, и жен тех, кого Франко бросил в тюрьму. Последствием Гражданской войны был голод, и они им пользовались. Совращали и покупали всех и вся.
Она остановилась, засомневавшись:
– Не знаю, понимаете ли вы.
– Более или менее.
Она смотрела на меня, словно прикидывая, достоин ли я дослушать ее исповедь.
– Вы читали «Илиаду»?
Я смущенно кивнул, не понимая, к чему она клонит.
– Я хотела увидеть, как они истекают кровью, хоть немного, – продолжила она. – Хотела внести свою лепту. Уйти от пассивной роли женщины, ожидающей у очага, пока мужчины сводят счеты с Историей… Мне не хотелось наблюдать ни с далеких равнин, ни с высоких стен Трои: я тоже хотела поджигать черные корабли, выброшенные на берег.
Она снова погладила Гамму:
– Очаг у меня был тогда относительный. Дом, собака, книжный магазин.
Она вдруг рассмеялась и сразу помолодела на несколько лет.
– Мне особо нечего было терять.
И она надолго замолчала, продолжая улыбаться, глядя на трансатлантический лайнер, что медленно шел по каналу.
– Знамена для меня никогда ничего не значили, – добавила она наконец. – Однако по странному стечению обстоятельств человек, которого я нашла на берегу, появился в нужный момент… И это правда, я была в него влюблена. Но прежде я обратила его в свое знамя.