Девушка вспыхнула, вскочила с лавки, но потом взяла себя в руки. Проходя мимо Андрея, она посмотрела ему в глаза и только ресницы опустила и снова подняла. И это движение ресниц было для юноши самым большим признанием и обещанием, и он ответил своей любимой лишь движением ресниц. Хлопнула дверь, а Мирон продолжал стоять у окна и смотреть на улицу. Наконец, он медленно повернулся и велел парню сесть на лавку. Сам он обошел стол и сел по другую его сторону. «Ясно, – подумал с горечью Андрей. – Рядом не сел, не посадил рядом с собой, значит, между нами стол, преграда. Не стать мне дяде Мирону своим».
– Вот что я тебе скажу, – помолчав, заговорил отец девушки. – В семью принять человека не так просто. На семена что зерно, что картошку выбирать приходится, каждую луковицу осмотришь и примеришься, как расти будет. А тут человек! Не на сезон ведь выбираешь, на всю жизнь. Дочь свою отдавать за кого попало не желает ни один отец. Это не сапог отдать. Кровинка ведь плоть от плоти.
– Я все понимаю, дядя Мирон, – начал было Андрей, но отец Оксаны перебил его, чуть ли грохнув кулаком по столу.
– Не перебивай! – рявкнул мужчина, но потом заговорил опять спокойнее, старясь быть рассудительным. Ему хотелось, чтобы парень понял его. – Что для отца главное, что для родителей главное, когда речь идет о детях? Они ведь самое главное в жизни. И дом можно заново отстроить, а вот дите не сбережешь, так ведь это навсегда. Вот что я тебе втолковать в голову хочу! А что у тебя впереди, что у тебя за душой, в голове что? Как я могу надеяться, что моя дочь с тобой не пропадет?
– Не пропадет, – упрямо ответил Андрей. – Война все равно кончится, все равно фашистов с нашей землю выгонят. Не бывало еще такого, чтобы нас кто-то побеждал.
– Нас ‒ это кого? – тихо, с какой-то зловещей ноткой в голосе спросил Мирон. – Ты кого имеешь в виду, когда говоришь «нас»? Советский Союз, Россию, Украину?
И тут Андрей все понял, понял, о чем этот разговор. Нет, не только судьба дочери волнует Мирона. Точнее, не просто судьба девушки, а свое будущее, будущее всей семьи. Ведь он думает только о всех врагах Украины, с которыми надо бороться и с которыми он будет бороться. А среди них дядя Мирон видит и русских, и весь Советский Союз. Юноша посмотрел на отца Оксаны, и ему стало страшно, а еще жалко этого человека, потому что он отец его любимой. Жалеть его ‒ значит жалеть свою девушку. Ведь Мирон видит будущее без русских, без СССР. Он же с Красной армией сражаться собрался. Кого угодно в друзья позовет, лишь бы отделиться от Советского Союза! И не объяснить ему, что пропадет страна без СССР, не выживет, что слишком много хозяев было у этой земли на окраине России, именно на окраине. И пока Россия не приняла и эти земли, и населяющие их народы под свое покровительство, как принимала она и народы Кавказа, и народы Средней Азии, так и грабили их все кому не лень. Само слово «украинцы» появилось-то вообще совсем недавно. И республику-то эту создавали Ленин и советская власть, передавая ей области исконно русские, чтобы экономика развивалась, чтобы жила республика в составе большой богатой страны самостоятельно. И что они хотят, вот эти мужики и Мирон тоже? Кого они слушают? Бандеру? Мельника? Андрей опустил голову и понял, что сейчас спорить бесполезно, сейчас о другом надо думать, об Оксане. А дядя Мирон? Уступить ему надо. Ведь слово ‒ это только слово, а потом все будет хорошо, не может быть, чтобы было потом плохо.
– Украину, конечно, – тихо ответил Андрей. – Мы же на Украине живем.
– Молодец, не ожидал, – потеплел голос мужчины. – И как же ты семью собрался кормить?
– Учиться буду, на тракторе работать. Я перед войной начинал, пробовал уже. Машины люблю, на тракториста выучусь. А технический человек всегда в цене, что на селе, что в городе. И своей земле польза, и другим.
– С русскими в мире собираешься жить?
– Нет, – еще тише ответил Андрей. – Мира с русскими не будет. Украина должна быть независимой.
– Ладно, парень. – Мирон потер лицо руками. – Иди уж. Разговор наш не забудь. А то ведь сегодня ты жив, а завтра ради дочери я тебя и не пожалею. Запомни эти слова.
Андрей поднялся, подошел к двери, потом потоптался на половичке, не глядя, буркнул:
– Спасибо, дядя Мирон.
Оксана ждала на улице у плетня, зябко накинув на плечи платок. Услышав стук двери, она обернулась и стала всматриваться в лицо любимого. Чем разговор с отцом закончился, чего ждать теперь, что будет? Андрей подошел к девушке, положил руки на забор и тоскливо посмотрел на темнеющий лес.
– Все я предал, все, во что верил, все свои убеждения.
– О чем ты говоришь, любый мой? – вспыхнула девушка, хотела было кинуться Андрею на шею, но вспомнила, что отец может увидеть их в окно. – Что ты ему сказал? О чем вы говорили?
– Вообще-то о тебе, о том, чего он ждет от жениха своей дочери. И чтобы он согласился на наши отношения, я ему сейчас там поддакивал и со всем соглашался.
– Не думай об этом, это ведь только слова, – горячо заговорила Оксана. – Слова ветер унес, и нет их. Ты правильно сделал, ты ведь о нас думал, нашу любовь спасал! А у нас все равно с тобой все по-своему будет. Так, как мы с тобой захотим, так и заживем с тобой.