Шелестов поперхнулся, почувствовав, что напряжение сил было слишком велико. А еще усталость, а еще он не ел почти трое суток, и такой всплеск эмоций он почувствовал, что пальцы похолодели и в глазах помутилось. «Конец! – успел подумать он, падая. – Грохнусь, и меня убьют». У него не было сил даже руку поднять, чтобы смягчить удар от падения, он просто провалился в серое тошнотворное марево.
Сколько продолжалось забытье, Максим не знал, но когда он пришел в себя, то воротник его френча не давил ему на шею, сильно пахло нашатырем. А еще он лежал на чем-то мягком и без сапог. Первая же мысль была о том, что он умер, но резкий запах нашатыря вернул его к действительности. Шелестов открыл глаза и увидел над головой потолок землянки из накатанных бревен, проложенных мхом. Над ним склонилась женщина с грубым лицом и тонкими поджатыми губами. Она повернула голову в сторону и сказала кому-то хрипловатым прокуренным голосом:
– Очухался. Пульс у него слабоват. Голодный он.
Женщина исчезла из поля зрения, и Максим попытался поднять голову и сесть. Но тут на его плечо легла сильная рука, и голос того самого оуновца, который его начинал допрашивать, спокойно сказал:
– Лежи, лежи. Ишь, сколько в тебе огня! Ты среди своих, нет тут никаких красных, большевиков и коммунистов. А кто был, тех на соснах повесили.
– Вы кто? – Шелестов смог изобразить недоверие и настороженность и приподнялся на лежанке на локтях, осматривая землянку.
У входа за грубым столиком сидел какой-то человек и быстро писал в блокноте карандашом. Женщина складывала в брезентовую сумку лекарства и бинты. Других людей в землянке не было.
– Украинская повстанческая армия, – спокойно ответил мужчина. – Меня зовут Охрим Сидорчук, но чаще по псевдониму – Гук. Назовешь свое имя? Не бойся, ты ведь среди братьев.
– Артем Голик, – тихо ответил Шелестов и откинулся головой на сложенный в несколько раз старый ватник, служивший ему подушкой. – Я из Россошенцев, это под Полтавой. При мне были данные о немецких складах. Это артсклады и склады топлива. За эти сведения и расплатились жизнью четверо замечательных хлопцев. Я остался один в живых.
– Я понял, что это за сведения, – ответил Сидорчук. – Почему же ты отправился в Харьков? А ваша ячейка? Твои руководители?
– Теперь я понял, что там сидит предатель, – покачал головой Шелестов, не открывая глаз. – Я понял это после того, как погибла наша группа. Мы просто изменили план, и у нас все получилось, но нас там ждали и всех в итоге перебили. Кто-то нас сдал с потрохами, Гук!
– Нацисты за все ответят, Артем, – пообещал Сидорчук, но Шелестов замотал головой, сжимая лицо руками:
– Не нацисты. Это были советские партизаны, Гук. Они хотели завладеть сведениями, которые добыли мы. Они не воевать вместе хотели, они нас просто перебили, но я ушел. Я вырвался и спас сведения, только кому они теперь нужны? Я хотел… но не смог…
Через два дня, когда Шелестов набрался сил, отъелся и отоспался, на лесную базу к Сидорчуку прибыл важный господин. Максима поразили его новенькие, начищенные до блеска хромовые сапоги. Хотя он и видел, что на поляне этот человек тряпочкой надраивал их. Но все равно, он прибыл сюда не пешком и не на телеге по разбитой войной дороге. Он приехал на машине. А это значит, что у него очень надежные убедительные документы и он не боится проверок со стороны немцев. Либо он служит в немецком учреждении легально. А вот это уже наводит на сомнения, кому он по большей части служит, повстанцам или немецкой администрации, которая пытается руководить и УПА в том числе?
Шелестову он не представился, но тот видел, с каким выражением лица Козорез смотрел на этого человека, как отвечал ему. Да, это величина в ОУН, понимал Максим. Может, и его судьба сейчас им решается.
– Ну что же, Артем Голик, – после более чем двухчасовой беседы заключил гость. – Мы проверили твои сведения. Да, ты наш человек, из наших рядов. Твои взгляды нам близки, и я верю, что ты сражался в наших рядах как истинный патриот Украины. Ты умный и опытный боец, твое место в штабе движения. Как, согласен?
– Нет, – отрицательно качнул головой Шелестов.
– Нет? – удивился гость. – А чего же тебе нужно? Войдешь в состав руководства, вместе с нашими передовыми умами будешь планировать все важнейшие операции, определять тактику и стратегию…
– Простите, но я думаю, что у вас хватает умных голов и без меня, – перебил Шелестов гостя. – Определять тактику и стратегию – это одно, а сражаться – это другое. Я не хочу ничего говорить о руководителях ОУН, я не знаком с вашим руководством. Да, я со многим не согласен, многое мне хотелось бы поменять, активизировать борьбу. А ведь скоро сюда может прийти и Красная армия, вот когда начнется самая большая и сложная борьба. Но я не хотел бы сидеть в штабе. Дайте мне оружие и поставьте в строй с рядовыми. Я буду честно сражаться, не щадя своей жизни. Вот и все, чего я хочу.
– Хм, а не кажется ли тебе, Голик, что это расточительство? – серьезно ответил гость, продолжая сверлить Шелестова взглядом. – Умные головы в окопах не нужны, они нужны, чтобы руководить теми, кто в окопах.