– Батя! Что случилось?
«Ого, – подумал Коган. – Вот это откровение. Значит, тут его сын?» Подбежали другие бойцы, приняли на руки и опустили на землю тело. Кто-то распорядился сходить за лопатами и начать могилу копать. Молодой человек обнял за плечи Леонтия и повел к землянке. Вихор остановился, поискал глазами Когана и махнул рукой, чтобы тот шел следом. Пришедшим бойцам помогали, отводили в землянки, кто-то крикнул, чтобы растопили печь и нагрели горячей еды.
В большой землянке Вихор с сыном Петро уселись на лавку рядом, Коган решил, что не до этикета, и, подойдя к лежанке, упал на нее, вытянув натруженные ноги. Он слышал, как сын говорил отцу о делах, как устроена жизнь в лагере, что все у них есть. А потом начал расспрашивать Вихора, но тот только тряс головой и молчал. Потом с трудом разлепил запекшиеся губы и попросил водки. И водку, и еду принесли через пятнадцать минут, и только тогда Коган понял, что жутко голоден. И как он этого не замечал час или три часа назад. Они ведь почти сутки на ногах без еды и сна. И когда выпили по первому стакану, плеснув в них граммов по пятьдесят, когда тепло побежало по жилам и стало затуманивать уставший мозг, Вихор заговорил, рассказал сыну, как они здесь оказались и как их бросили «бандеровцы», которые всегда относились к «мельниковцам» с пренебрежением.
Коган лежал с закрытыми глазами и не участвовал в разговоре. Он только слушал. Сначала Вихор с сыном обсуждали дела, потом пришли еще трое, наверное, местные командиры, помощники Петро. Ругались вполголоса, злобно, но Вихор умерял гнев бойцов, говоря, что не надо горячиться, надо думу думать, как дальше жить. Пойти и гранату в окно бросить кому-то – это решение, но от него только удовлетворение получишь, наказав предателя. Но это не решает проблемы в стране, на Украине. Вот о чем думать надо дальше. Как и с кем жить. «А ведь они готовы, – подумал Коган. – Можно и говорить с ними о главном. Им ответы нужны, а у меня ответы есть».
Борис поднялся и, пошатываясь, направился к двери. Его проводили взглядом, но не остановили. Он шел по лагерю мимо костров, мимо бойцов, сидевших кучками на заготовленных бревнах, на лавках возле землянок. Почти все обсуждали сегодняшнее появление Леонтия Вихора с остатками его группы. Рассуждали, как и почему могло получиться, что почти всю группу уничтожили. И что будет дальше. Но услышал Коган и главное. У этих людей не было злости к русским, не было ненависти к Советскому Союзу. За что они сражались? С кем? Скорее всего, они собрались воевать с немцами, а им не дают пока, придерживают. И они не понимают почему. И удивляются, когда им говорят, что русские враги еще большие, чем немцы. Не понимают в большинстве своем мужики, почему им так говорят. Что, плохо при Советах жили? Да нормально жили. Работали, колхозы были. Да, случались неурожаи, да, страшный голод пережили, так по всей стране такое было. Многие пришли в отряд, считая, что пришли к партизанам, а оно вон как повернулось, вроде и с советскими людьми, а со своими же воевать приходится, говорят, что враги они, против Украины. И когда это они против Украины стали? Всей страной ведь дружно жили, заводы строили.
Сосновский чувствовал, что вызывает серьезный интерес у этого штандартенфюрера. «Удалось мне его заинтересовать, – с удовлетворением думал Михаил. – Еще бы, много шатаюсь здесь, все расспрашиваю, ищу. Сколько человек прошло передо мной в моих розысках, сколько бесед было. Очень ему мои наблюдения и выводы интересны. Я ведь для них такие исследования провел, опросы населения. Истинное положение дел и все, что творится в умах простых украинцев и не очень простых, я знаю и могу поделиться своими знаниями с СД. Очень я им нужен. Будут меня обхаживать, вербовать. А для этого им нужна случайная встреча, и без свидетелей. Им не нужно, чтобы еще кто-то знал про мои отношения с СД».
Темнело. Михаил шел по улице не спеша, заложив руки за спину. Редкие прохожие из местного населения уступали дорогу высокому офицеру, кто-то с опаской переходил на другую сторону улицы. «Уже скоро, – продолжал рассуждать Сосновский. – Обычно Хайнце ездит по этой дороге в свой коттедж, где они устроили гнездо своей разведки. Обрадуется он, увидев меня, ох обрадуется. – Звук автомобильного мотора за спиной заставил насторожиться, но ничего в ленивой походке майора не изменилось. Свет фар лизнул стены домов, и машина скрылась за поворотом. – Не он, подождем, должен и Хайнце проехать. Не могу я ошибиться, потому что времени на разработку нет. Только сегодня, сейчас. Потом все будет сделать уже сложнее. Да и последствия опаснее. Сейчас Хайнце еще не узнали в городе, контактов у него минимум. Этим можно прикрыться. Да и не будет он сам светиться среди оуновцев. Должен быть его представитель, который прибудет позже. Его он отправит к националистам разлагать их и подчинять. Скорее всего, это будет украинец».
Снова свет фар скользнул по улице, и сзади стал приближаться рокот автомобильного мотора. Сосновский небрежно повернул голову, чуть отступая на тротуаре от проезжей части, но машина стала притормаживать за его спиной. Вот она проехала вперед и остановилась. Сосновский узнал тот самый «Хорьх», на котором ездил штандартенфюрер. Дверь открылась, и на тротуар вышел рослый мужчина в гражданском костюме и мягкой шляпе. Михаил сбавил шаг, хмуро и настороженно глядя на незнакомца, хотя он понимал, что последует за этим. Да, следом из машины показался сам Хайнце, тоже в гражданском костюме. Он улыбнулся и развел в стороны руки, будто собирался обнять майора.
– Франк, это вы? – с улыбкой произнес штандартенфюрер. – А я думаю, что за офицер бродит по пустынным улицам.
– Добрый вечер, господа. – Сосновский небрежно козырнул, поднеся руку к фуражке. – Да вот иду, грущу. Недавно встречался с человеком, который мог что-то знать о моем погибшем друге и месте его захоронения, но увы.
– Слушайте, Франк, а у меня сегодня, напротив, очень удачный день. А не пригласить ли мне вас к себе в гости? Честное слово, мне не нравится ваше унылое лицо. Обещаю хороший коньяк! И настоящий аргентинский кофе.
– Да мне как-то все равно некуда спешить, – пожал Сосновский плечами. – Благодарю вас за приглашение. В этой дыре чертовски приятно встретить близких по духу людей, людей своего круга. Знаете, порой думаю, что на фронте, на передовой, в этом смысле было как-то легче. Тут немцы, там русские. И все, и никаких полутонов.
Немец забрался на заднее сиденье, Сосновский последовал за ним. Их молчаливый спутник уселся снова на переднее сиденье, и водитель в немецкой форме с погонами ефрейтора тронул машину.
– А здесь как-то все перепутано, – продолжил Михаил, усаживаясь поудобнее и не меняя интонации. – Вроде и враги и вроде не враги. Те же самые русские, но не воюют. Их почему-то называют украинцами, хотя они ничем не отличаются от русских. Мирный город, но в нем постоянно стрельба. Право, господа, на фронте все было проще и понятнее.
– Тут вы ошибаетесь, дорогой майор, – возразил Хайнце. – Это не те же самые люди, которых вы называете русскими…
– Да что вы говорите? – искренне удивился Сосновский, вытягивая пальцами из рукава маленький «браунинг», закрепленный на резинке. – Вы говорите загадками!
– Никаких загадок, Франк. Дело в том… – Штандартенфюрер протянул руку вперед и сказал по-русски с сильным акцентом: – Дайте сигарету!
Человек в шляпе вытащил из внутреннего кармана портсигар и протянул немцу. «Вот, значит, как, – подумал Сосновский, – это русский. А не тот ли самый агент, которого он решил отправить к националистам? И очень объяснимо, что он подобрал меня. Видимо, хотел познакомить этого человека с моими наблюдениями в городе». Штандартенфюрер взял из портсигара сигарету, и в этот момент Сосновский выстрелил из-под своего локтя Хайнце в грудь. Немец откинулся на боковое стекло и замер. Из его пальцев вывалилась сигарета. Сидевшие на переднем сиденье не успели ничего понять, только мужчина в шляпе повернул голову, но вторым выстрелом, через спинку сиденья, Сосновский всадил ему пулю в сердце, а потом сделал два выстрела в водителя.
Машина вильнула, но Сосновский ждал этого, мгновенно перегнулся вперед и поймал руль рукой. Обороты двигателя упали, но она продолжала ехать. Михаил что есть силы удерживал руль, на который всем телом навалился мертвый водитель. Улица пошла под уклон. Сосновский скалил зубы и держал руль, держал. Ну, еще немного! И вот дорога пошла прямо, обороты совсем упали, двигатель стал работать с перебоями, машина задергалась и остановилась. Мотор заглох. Сосновский откинулся на спинку сиденья и шумно выдохнул.
С трудом наклонив переднее сиденье вперед, Сосновский дотянулся до ручки двери и открыл ее. Протиснувшись с трудом мимо мертвого тела, он выбрался из машины и осмотрелся. Тишина, ни одного освещенного окна. Да и большая часть домов в этом окраинном районе разрушена. Дорога свернула вниз, а путь к коттеджу СД был левее. Захлопнув дверь, Сосновский обошел машину. Теперь ему предстояло хоть как-то потеснить труп водителя, чтобы можно было сесть за руль и управлять машиной. Нужно отъехать подальше, желательно на Тюринское озеро.