По краю

— Юстина! — всплеснул руками Зевий Зизий.

— Папа, ты думаешь также! — запальчиво заявила она.

— Так думают все, — сказал Трой. — И только вы высказались вслух при заинтересованной стороне.

Фотий потянул ворот сорочки, сдавивший горло, расстегнул верхнюю пуговицу.

— Но чем объяснить это нелепое решение?! — воскликнула Юстина.

Трой сделал паузу со значением.

— У Совета имелись на то веские основания, — проговорил он с таким видом, что стало ясно — больше ни слова из него не вытянешь.

Глава 5

(25 сентября. Две недели до свадьбы Хрисы Техет.)

Экипаж по укатанной дороге шел легко, чуть покачиваясь на мягких рессорах. Ипатий сидел в углу дивана и, отодвинув занавеску, смотрел в окно с жадностью человека долгое время лишенного свежих впечатлений. Фотий Коррик устроился напротив. Он находился в двойственном положении: с одной стороны многомесячное упорство принесло свои плоды, и Ипатий обрел свободу, но с другой — Фотий понятия не имел, что намерен предпринять сын. Не было уверенности, выполнит ли он то условие, на котором освобожден.

В последние месяцы Фотий четырежды навещал сына в комнате наверху. И каждый раз после, казалось бы, самых откровенных разговоров, у Фотия складывалось впечатление, что Ипатий приберег кое-что про себя. Это тревожило, но никак не влияло на решение освободить сына.

Ипатий странно относился к своей свободе. Ни разу он не высказал напрямую желания покинуть Холодную Скалу. В лучшем случае он молчал, в худшем — усмехался. Фотий часто вспоминал эту непростую усмешку, соображая, что она означает. А она, без сомнения, означала многое: не было в ней однозначности, определенности чувств и мыслей. Кроме того, никогда Ипатий не говорил ни о прошлом, ни о будущем. "Первого уже нет, а второго еще нет", — так пояснил он, обрывая разговор. Но с удовольствием рассуждал о настоящем, поражая на удивление прозорливыми догадками, и жадно интересовался текущими делами.

Хорошо осведомленный Фотий удовлетворял его любознательность, внутренне настораживаясь: что это? простое любопытство человека запертого в четырех стенах, жаждущего пополнить скудные впечатления, или неведомые холодные расчеты?

Долгожданный день настал. Фотий поднялся вслед за комендантом в камеру на верху башни. Его сын стоял, скрестив руки на груди, и смотрел в окно на бурливое, холодное озеро. Он не выказал радости, отвечал на вопросы невпопад, рассеянно. Казалось, недоволен, что его отвлекли. Фотий не мог понять, что держит сына в этой комнате. Вроде бы он должен ненавидеть свою тюрьму. И Фотий тоже сделался задумчив и рассеян.

Ипатий предложил отцу и коменданту спускаться первыми. Он надолго задержался в башне, и им пришлось дожидаться его у ворот тюрьмы. С озера задувал резкий ветер, высокие волны катились, тяжко хлопая о покрытые водорослями камни дамбы. Солнце то выглядывало, то снова пряталось среди низких, быстро бегущих туч.

— Ветрено, — сказал Ипатий, подходя к воротам и застегиваясь.