Прошло не меньше сорока минут, прежде чем разведчики вернулись.
– Значит, здесь стоят артиллеристы, – доложил Шубину Ахметов. – Живут они в блиндажах, устроились очень основательно. Я думал в какой-нибудь блиндаж заглянуть, взять «языка». Но не получилось. У них везде часовые стоят – и возле орудий, и возле блиндажей. А еще в самом лагере все деревья вырублены, так что незамеченными подобраться трудно. Можно, конечно, всей группой напасть, ворваться в какой-нибудь блиндаж, тогда «языка» можно взять. Но без шуму не обойтись. Обязательно немчура стрельбу поднимет.
– Нет, шум нам поднимать никак нельзя, – сказал Шубин. – «Язык» нужен обязательно. Но если в этой части фашисты такие осторожные, то нам здесь делать нечего. Ждать до ночи, чтобы в темноте подобраться, мы тоже не можем. Так что давайте поищем другую часть, более беспечную.
И группа снова двинулась вперед. Разведчики обошли артиллеристов, прошли еще метров триста и снова увидели впереди передвигавшихся фрицев, услышали немецкую речь. Теперь в дозор Шубин послал Ахметова с Юрой Паком. И снова разведчиков не было минут сорок. Но когда они появились, то все заметили, что бойцы возвращаются не одни – они тащили за собой связанного по рукам и ногам немца.
– Вот, доставили! – доложил Пак, когда дозорные соединились с основной группой. – Значит, тут стоит пехота. И у нее дело обстоит иначе, чем у артиллеристов. Часовых мало, никто нас здесь не ждет, не опасается. Поэтому мы дождались первого, кто вылез из блиндажа, Наур его слегка придушил, и вот он здесь, готовенький.
– Хорошо, – похвалил Шубин. – Теперь надо его допросить. Возможно, если пленный расскажет, что нам требуется, мы вернемся домой. Но чтобы его допросить, нужно отсюда отойти хотя бы метров на четыреста. Ну-ка, Игорь, посмотри, что в той стороне, на западе. Там у немцев тыл, может, мы там расположимся?
Воробьев исчез среди деревьев, а Шубин обшарил карманы пленного. Нашел пачку сигарет, спички, губную гармошку, пакетик леденцов, а в нагрудном кармане – солдатскую книжку. Из нее Шубин узнал, что перед ним – рядовой 36-й пехотной дивизии вермахта Рихард Краузе. Этот факт его не очень обрадовал: рядовой вряд ли мог знать многое.
Тем временем вернулся Воробьев. Сразу было заметно, что у него есть какая-то новость.
– Представляете, товарищ капитан, – начал рассказывать сержант, – у них там, метрах в трехстах, еще один лагерь готов. Совершенно пустой лагерь. Не знаю, для кого он предназначен, но сейчас мы можем его использовать.
– Скорее всего фашистские саперы подготовили лагерь для еще одной части, которая вскоре должна прибыть, – предположил Шубин. – Но мы действительно сейчас можем им воспользоваться. Веди!
И разведчики вслед за Воробьевым направились в лагерь. Пленного, естественно, прихватили с собой. Он уже пришел в сознание и что-то мычал, желая, по-видимому, что-то сказать. Но кляп не позволял ему это сделать.
Пустой немецкий лагерь и правда производил впечатление. Тут было все, что требовалось, для размещения войсковой части: траншеи, землянки для рядовых и блиндажи для офицеров, капониры для танков и орудий… Разведчики расположились в одном из блиндажей, выставили часового – им стал Костя Погорелов, – и Шубин приступил к допросу пленного.
– Итак, Рихард Краузе, – сказал Шубин, вынув кляп изо рта пленного, – давай побеседуем. Значит, ты из 36-й пехотной дивизии?
– Да, господин офицер, – ответил Краузе.
– Как давно ваша дивизия находится в этом лесу?
– Уже неделю.
– А где она была раньше?
– Раньше мы находились в резерве Верховного главнокомандующего в районе Смоленска. Ходили слухи, что вскоре нас перебросят под Харьков для наступления в районе Сталинграда. Этому все радовались.
– Почему же ваши так радовались, что их отправят под Сталинград?
– Потому что все знают, что там нет таких тяжелых боев, как здесь. Наши части наступают, почти не встречая сопротивления. Говорят, к осени мы выйдем на Волгу, и после этого война закончится. Но вместо этого нас перебросили сюда…