– Не может быть, чтобы не было прохода, – возразил Шубин. – Обязательно имеется какая-то щелочка. Вот скажи: справа, выше по течению, по всему берегу стоят ваши части?
– Да, по всему берегу.
– Ты сам там был, сам их видел?
– Нет, конечно, сам я не мог там быть. Как я могу отлучиться из части? Но я говорил с людьми из соседних частей, и они рассказывали, что подразделения стоят везде. Только…
– Что только?
– Я слышал, что примерно в километре выше по течению река заболочена. Нельзя определить, где река, а где болото. Наши солдаты жаловались, что там даже окоп нельзя выкопать. Вот там они стоят не возле реки, а подальше, где болото кончается и есть твердая почва.
– Ну, вот и славно, – заметил Шубин. – А говоришь, что пройти к реке нельзя. – И, повернувшись к своим товарищам, он сообщил: – Ефрейтор говорит, что в километре выше по течению есть болото. Немцам трудно там организовать оборону, они к таким условиям не привыкли. Вот в том месте мы и перейдем реку.
– Как всегда, нам поможет родное болото, – заметил Пак.
– Точно! – подтвердил Шубин, затем, вновь повернувшись к пленному, сказал: – Слушай меня еще внимательнее, Курц. Сейчас мы пойдем к этому болоту и в этом месте перейдем на наш берег. Рот мы тебе на всякий случай заткнем, чтобы у тебя не было соблазна закричать. Но ты должен понимать: если ты хотя бы пропищишь или хлопнешь ногой по воде, чтобы нас выдать, – это будет означать для тебя немедленную смерть. Да, и вот что: когда мы будем переходить болото, ничего не бойся: мы умеем преодолевать такие препятствия.
Пленному снова заткнули рот, и группа двинулась на юг. Разведчики старались не удаляться от расположения немецких частей: так была надежда не попасть на минные поля. Хотя, конечно, в продвижении прямо под носом противника был большой риск. Но пока что этот риск оправдывался: разведчики миновали артиллеристов, потом танкистов, минометчиков – и пока что их никто не заметил.
Так они прошли около километра. И тут Шубин, наблюдая за их движением по компасу, заметил, что они стали резко отклоняться вправо, на запад. Очевидно, они дошли до того самого болота, о котором говорил Генрих Курц. Идти дальше вдоль расположения немецких частей не было смысла. Группа отошла чуть в глубь леса и залегла. Шубин распорядился:
– Поступим так. Мы с Науром отправимся в разведку. Нам надо дойти до самого болота, найти место, где бы мы могли незамеченными переправиться на тот берег. Ты, Юра, останешься с немцем. Если начнет брыкаться, ты знаешь, что делать. Но он, кажется, хочет жить.
Шубин и Ахметов оставили возле Пака свои вещмешки и двинулись прямо на восток. Первая попытка продвинуться вперед оказалась неудачной: они едва не угодили в середину немецких укреплений, едва не свалились в немецкий окоп. Пришлось отползти назад, попробовать пройти вперед в другом месте. Наконец они нашли место, где окопы были расположены реже, на расстоянии друг от друга. Как видно, немцы не видели смысла охранять заболоченный участок, через который все равно никто не мог прорваться. Нашли место, где между двумя окопами имелось расстояние метров сорок, к тому же там была небольшая заболоченная ложбина. Это было то, что надо. Шубин и Ахметов проползли по ложбине – и перед ними открылось пространство, заполненное водой, из которой кое-где торчали кусты. Разведчики сделали несколько шагов. Где-то было глубже, где-то – мельче. В общем, это было знакомое им болото. Тогда они развернулись и направились к тому месту, где оставили Пака с пленным.
По дороге Шубин решил для себя один вопрос. И когда они отыскали нужное место, он подошел к Генриху Курцу и сказал:
– Наша договоренность остается в силе. Если ты будешь молчать, перейдешь на тот берег живым и невредимым. Но придется идти через болото. Идти через него со связанными руками невозможно – в болоте то и дело приходится хвататься за кусты и траву, да и палку надо нести, которая при случае тебя выручит. Поэтому я тебя сейчас развяжу. Кляп, конечно, тоже выну. Вот так.
И он развязал пленного.
– Так ты даешь обещание молчать, не попытаешься нас выдать? – спросил он у ефрейтора.
– Да, я буду молчать, – пообещал Генрих Курц и, немного помолчав, добавил: – Я очень хочу жить.
И они вновь направились к Вазузе, на этот раз вчетвером. Самый опасный момент был, когда они проползали между двумя немецкими окопами. Из одного доносились чей-то смех и звуки губной гармоники. Наверняка у ефрейтора Курца в этот момент возникло сильное желание остаться здесь, среди своих. Стоило ему открыть рот – и они все погибли бы. Поэтому Шубин достал финку и поднес ее к самому горлу пленного. То ли «наглядная агитация» подействовала, то ли Курц и не собирался нарушать свое обещание, но он не стал кричать, и они благополучно добрались до болота. Спустились в воду и направились на восток, к другому берегу.
Преодоление болота далось им нелегко. Курц ужасно боялся болота и не умел по нему ходить. Он то и дело застревал в трясине, и его приходилось вытаскивать. Он не делал попыток крикнуть, позвать на помощь немцев. Но он стонал, кряхтел, то и дело звал на помощь разведчиков. В общем, без него они бы перебрались на другой берег в два раза быстрее. Но Шубин все время помнил, что немец – источник важных сведений для командования, а потому он нужен.