– О какой иронии вы говорите! Вы видели разрушенные до основания города? Стертые с лица земли самым чудовищным образом? Вы видели сожженные вместе с жителями села? А поля, усеянные останками раздавленных танками людей? Вы сейчас нам про переживания говорите, а в Ленинграде, в вашем любимом Петербурге, от голода в эту минуту умирают дети. А еще по всей стране на заводах у станков стоят сутками женщины и подростки, потому что мужчины ушли сражаться с врагом. Сражаться с вашим покровителем, с ваших хозяином, Храпов. Это не ирония, это ненависть всего народа, вашего русского, так горячо вами любимого народа. В том числе и к вам, к тем, кто вместе с лютым врагом терзает их землю. Не думайте, что мы сейчас прослезимся и дадим вам надушенный платок, чтобы утереть слезы. Хотите дать показания? Давайте, но увольте от этих жалких предисловий!
– Вы правы, – помолчав, тихо сказал Храпов и сжал голову руками. – Боже мой, как же вы правы. Мы бежали, а вы остались, пережили голод. Вы строили заводы и самолеты, а мы мечтали вернуть свое, не думая о будущем. И снова пришли к вам за своим… не к себе домой, а к вам. Вы имеете право нас ненавидеть. Имеете.
– Конечно, имеем, – рассмеялся Маринин. – Просто откровение какое-то мистическое на вас нашло. А раньше вы не догадывались, что мы вас ненавидим? Если это все, что вы хотели сказать, то мы вас выслушали и откровенно вам высказали свое мнение. Вызывать конвой?
– Подождите! – вдруг изменившимся голосом крикнул Храпов. Он выпрямился на стуле, расправил плечи и глубоко вздохнул. – Не надо конвой. Это была минутная слабость. Прошу занести в протокол мои слова. Я не считаю себя врагом СССР и советского народа. Все мои действия, которые можно отнести к категории вредных для СССР, я считаю ошибкой и готов понести любое наказание, которое мне присудит советский суд. Я добровольно соглашаюсь на сотрудничество с советской контрразведкой против абвера и других германских разведслужб. Заявляю, что сам бы явился с повинной, если бы меня не задержали вчера сотрудники НКВД. Все, задавайте вопросы.
– Цели и задачи вашей группы? – начал Маринин.
– Цель – диверсия в районе Саратова. Задачу я должен был получить от командира второй группы, в подчинение которого должен был перейти после прибытия в Саратов.
– Вы встречались с командиром этой группы?
– Нет, я встречался с его связным. Конкретное задание дано не было. Были общие распоряжения по внедрению группы и ее легализации. Только позавчера, после третьей встречи со связным, я получил приказ доставить в подземные водотоки на склонах высокого берега Волги напротив моста конструкции направляющих для реактивных ракет. Все остальное я должен был получить потом и подготовить атаку реактивными снарядами после нового приказа.
– Что вы делали вчера на берегу, когда вас задержали?
– С членом своей группы по фамилии Бурлаков я доставил туда динамо-машину для выработки электрического тока, необходимого для электрозапала снарядов. И электрический провод.
– Где и когда вы должны были получить снаряды?
– Это мне неизвестно. Сказано было, что получу все необходимое и приказ на атаку позже.
– Вам известны адреса явочных квартир в Саратове и других городах? Вам давались пароли для связи с немецкой агентурой в Саратове или других городах?
– Нет, такой информацией меня не снабдили. Приказано было только связаться с командиром второй группы и поступить в его распоряжение. Этот приказ я получил непосредственно перед посадкой в самолет на аэродроме. Место дислокации группы было на наше усмотрение.
– Нелепость на нелепости, – проворчал Шелестов.
«Взяли, называется, диверсионную группу. И группу взяли, и человека, который нам ее сдал, взяли, и командира живого и здорового взяли. Победа! А что мы имеем в результате? Абсолютно ничего. Ни явок, ни агентурной сети, ни конкретного задания группы. Правда, мы получили сведения о Полтавской школе, где готовят и откуда к нам забрасывают диверсионные группы. И мифическая вторая группа, которая отдает идиотские приказы и имитирует активную деятельность. Что-то здесь не так. Если после дополнительных допросов Храпова, Суходолова и двух других диверсантов мы не получим представления о целях этих двух групп, можно будет констатировать, что абвер нас водит за нос. И мы купились на это!»
Подойдя к столу, Шелестов взял несколько фотографий, которые сделали оперативники из наружного наблюдения. На них был изображен человек, который встречался с Любой Сазоновой, который носил ей подарки и еду. Разложив фото на столе, Максим обратился к Храпову:
– Взгляните, вы знаете этого человека?
– Да, – Храпов ответил сразу. – Это связной из второй группы, с которым я встречался трижды. Его имя, другие данные мне неизвестны.
– Как назначаются встречи? По чьей инициативе?