Знахарь откинулся на спинку стула, мельком пробежал взглядом по залу ресторана, не заполненного по причине раннего времени. Смотрел он на собеседника лениво, без выражения. Серые глаза были сонными, невыразительными, но Борис Коган за годы работы следователем особого отдела встречал и не таких упрямцев. Сейчас не договоренности важны, сейчас важнее всего заинтересовать этого Знахаря, не спугнуть его.
– Казачьи, что ли, шашки? – поднося к губам стакан в подстаканнике, спросил Знахарь и шумно отхлебнул чай.
– Конечно, – засмеялся Коган. – В ножнах! И к ним шпоры с колесиками! Ты, Знахарь, не тужься, я с тебя ответа не требую. Думай, решай. А если что надумаешь, так послезавтра по утрянке свидимся на Сенном возле трамвайной остановки. Часиков в девять. Я там семечки у бабок покупать буду. А то мне не резон товар держать долго. Есть спрос, надо пользоваться.
Подмигнув Знахарю, Коган поднялся из-за стола и неторопливо пошел по залу к выходу, демонстративно разглядывая женщин за столиками. Слишком развязно себя вести не стоило, все-таки не тот типаж. Коган понимал, что не тянет на блатного, на личность с судимостью, хотя жаргоном владел неплохо. Ему подходил образ дельца, который умеет общаться с разными категориями партнеров – от шпаны до мастеров московского уровня. И переигрывать не стоило. Эти люди – хорошие психологи от природы. Иначе бы у них дела не пошли. Они видят каждого буквально насквозь, ориентируются в характерах и наклонностях по малейшим, незаметным для других признакам.
С Любой было просто и легко. Сосновский прекрасно знал, как следует задавать вопросы женщине о другом мужчине, если она имеет виды на тебя самого. Она обязательно будет искать в ваших интонациях признаки ревности и обязательно откажется под любым предлогом отвечать, она опустится до святой, по ее мнению, лжи, чтобы сберечь ваше спокойствие. Единственный вывод – спрашивать так, чтобы в ваших вопросах звучало сочувствие, понимание и снисхождение. Вы должны выглядеть в глазах женщины рыцарем, а не нытиком, не ревнивым занудой. Почувствовав у Любы подходящее настроение, Михаил стал расспрашивать ее о взаимоотношениях с мужчинами и о том человеке, который ухаживал за ней до него.
Они шли по вечерней улице под редкими фонарями. Рука Любы доверчиво лежала на руке Сосновского. Она щебетала, изливала душу, восхищалась ночью и замечательным коллективом на заводе. И руководство-то хорошее, и женщины в отделе такие милые. А ухажеры – так они всегда были. И до войны тоже. Ну, мужчины таковы, что не пропускают понравившуюся женщину, пытаются познакомиться, вступить в отношения. Конечно, есть такие, которым нужно от женщины только одно.
– Вы понимаете меня, Михаил?
– Конечно, понимаю. – Сосновский положил ладонь на ее пальчики. – И женщины бывают разные, и мужчины. Мир в этом смысле не меняется. Всегда есть мужчины, которым важна женщина, то, чем она живет и дышит. Которым важны интересы женщины, комфорт на работе, ее досуг. Вот скажите, много ли было у вас таких мужчин, кого бы это интересовало, кто бы с заботой интересовался вашей жизнью? По вашим рассказам, этот Алексей много о чем вас расспрашивал?
– Ой, ну совсем и не много, хотя, конечно, интересовался. Но, знаете, Михаил, он совсем не в моем вкусе, я думаю, что это все было неискренне.
– Люба, милая, – Сосновский понизил голос до интимной интонации. – Поверьте, я не из ревности спрашиваю. Мы же с вами ведем чисто теоретическую беседу о типах мужчин и женщин. Правда?
– Ну, если так, – Люба жеманно улыбнулась. – Ну да. Из всех мужчин, которые за мной ухаживали, Алексей, конечно, выглядел самым заботливым. Он помогал, когда было трудно с продуктами, участливо относился к тому, что я устаю на работе. Сколько приходится работать, потому что план и сроки жесткие, а еще постоянно приходят предложения из летных частей по изменению, модификации, исправлению каких-то дефектов.
– А когда у вас особенно трудно было с продуктами?
– В июле. Весной не так еще, а в июле этого года совсем туго было. А тут Алексей. Он в трамвае со мной попытался познакомиться. Потом как-то случайно, ну, в общем, это неинтересно. Давайте лучше о вас поговорим. Миша?
«Конечно, неинтересно, – подумал Сосновский. – Главное-то я узнал. Если цель диверсантов – авиационный завод, то они стали искать контакты в прошлом месяце, то есть в июле. Значит, группа здесь не больше месяца. Это успокаивает. Теперь бы еще выяснить, бывала ли Люба у этого Алексея. Вопрос ее, конечно, взбесит. Такая беспардонность с моей стороны. Хотя можно и не задавать. Если он ее куда и приводил для интимных дел, то явно не на базу своей группы, а на снятую специально для этого квартиру или в гостиницу. Хотя у нас с этим строго. Ладно, это не особенно важно, хотя в гостинице остались бы данные его паспорта. Вот поэтому он, если они профессионалы, и не повел бы женщину в гостиницу».
Проводив Любу до дома, Сосновский попрощался с ней под старым тополем во дворе. Он извинился, что не может зайти, ссылаясь на занятость, дескать, ему к утру надо подготовить кое-какие документы и вообще он валится с ног. Люба, конечно же, посетовала, что Мишенька очень много работает. И намекнула, что если бы он зашел к ней, то она бы его уложила спать, обеспечила покой и уют. И он бы выспался как младенец, а завтра принялся за дела с ясной головой. «Вот только о младенцах не надо», – весело подумал Михаил.
Чмокнув Любу в щеку, он помахал ей рукой и двинулся к остановке трамвая, в надежде, что тот еще ходит. Мысли спокойно укладывались в голове, формулировались выводы. Надо строить план на новую встречу с Любой и нужно форсировать выход оперативников на этого Алексея. Что они там тянут? Неужели так сложно его отследить и взять?
Когда человеческая фигура отделилась от темной стены и шагнула ему навстречу, когда он присмотрелся и понял, кто преградил ему дорогу, первая же мелькнувшая в голове мысль была: «Не поминай на ночь».
– Ну, здорово, инженер, – прозвучал в тишине позднего вечера недобрый голос. Сосновский сразу определил едва уловимый акцент. Этот человек хорошо говорит по-русски, но русский язык ему не родной.
– Вы кто? – Михаил сделал испуганное лицо и чуть подался назад. – Что вам нужно, гражданин?