Огненный мост

22
18
20
22
24
26
28
30

Сосновский прибавил шаг к конечной остановке трамвая. Удачно, трамвай вот-вот тронется. Легко вскочив на подножку, Михаил вошел в вагон. Кондуктор оказался рядом. Сосновский купил билет и отвернулся к окну. Предполагаемый преследователь тоже вскочил на подножку. Он остался на задней площадке, уставившись в окно. «Все правильно, он не должен поворачиваться ко мне лицом, не должен встречаться со мной взглядом. Я не должен запомнить его лицо. Профессионально. А если я сейчас сойду? Что сделает он?»

Ответ на этот вопрос последовал мгновенно. Сосновский уловил движение – неизвестный поднял небольшое дамское зеркальце, чтобы увидеть, где находится его объект. «Вот теперь сомнений нет: этот человек за мной следит. Но я дома, у себя в тыловом городе. Я могу сейчас подозвать любого постового милиционера или вон орудовца[7] с перекрестка и задержать шпиона. Не боится он этого? Уверен, что я так не сделаю? А почему?»

Крытый рынок гудел, как пчелиный улей. Между торговых рядов сновали люди с сумками, мешками и авоськами. Здесь пахло сразу всем: и рыбой, и мясом, и овощами, и фруктами.

Проскользнув между двумя дородными тетками, Сосновский оказался зажатым со всех сторон людской толпой. Он снял шляпу, ловко стянул пиджак и, держа его в руках, двинулся вместе с потоком покупателей к красовавшемуся в центре рынка фонтану. Несколько раз он оглядывался, ища глазами серый плащ и светловолосую голову. Преследователь исчез. «А не перестарался ли я, – подумал Михаил. – Нет, чего мне бояться? Потерял меня сегодня, так снова сядет мне на хвост завтра у завода».

Потолкавшись в рядах, Сосновский вышел из крытого рынка через боковые двери в центре зала. Было жарковато. Обмахиваясь шляпой и не надевая пиджака, он пошел по аллее среди прохожих. Увидев продавщицу цветов, Михаил залюбовался ее товаром. Пышные яркие георгины навели на мысль о Любе: «Интересно, а какие цветы нравятся ей? Прийти в следующий раз с ее любимыми цветами, она расслабится, и тогда можно поговорить с ней откровенно. О том человеке. Нет, нельзя. Шелестов запретит однозначно и будет прав. Мы слишком плохо знаем Сазонову, чтобы доверять ей вот так, на сто процентов. Да и Люба может мне просто не ответить на мои вопросы, решив, что я ее расспрашиваю из ревности. Буду настаивать – она обидится, замкнется».

– Красивые цветы, правда? – прозвучал рядом мужской голос.

Сосновский повернул голову и увидел того самого мужчину в сером плаще. Теперь он разглядел его: узкое лицо, светлые короткие волосы спадают чубом на высокий лоб, кожа на лице нездоровая, с землистым оттенком, и очень внимательные глаза, как у художника, глаза, способные видеть глубоко. И никакого акцента.

– Да, скоро осень, природа спешит поделиться красками, – отозвался Михаил.

– Хризантемы – лучшие из цветов.

– Возможно, – Сосновский пожал плечами. – Но это георгины.

Михаил собирался двинуться дальше по улице, прекратив непонятный и бесцельный разговор, но тут незнакомец снова заговорил:

– Помнится, на углу Вильгельмштрассе и Беренштрассе стояла женщина в красном берете и тоже продавала цветы. Прекрасные осенние цветы.

Сосновский вспомнил. В здании на углу этих улиц располагалось Министерство иностранных дел Германии. И женщина с цветами там стояла почти каждое утро. И что последует за этим намеком? Неужели этот человек узнал Михаила? Провокация? Почему он так хорошо говорит по-русски? Что ж, пусть он сам делает следующий шаг. Нельзя показывать своей заинтересованности. Сосновский никак не отреагировал на слова незнакомца. Он приподнял шляпу, делая прощальный жест, и собрался было уйти, но мужчина настойчиво продолжил:

– Ее звали Клара. Она умерла от туберкулеза полгода назад. Я как сейчас помню ее голос. – И незнакомец произнес по-немецки с очень похожими интонациями: – Купите у меня цветы, господа! Осенние цветы помогут вам пережить осень и дождаться весны.

Это была ее фраза. Ее действительно звали Кларой, многие знали эту женщину, с ней почти все здоровались. Кажется, у нее во время испытательного полета погиб сын. Он был военным летчиком. Этот человек бывал в Берлине, бывал на Вильгельмштрассе, 76, он лично видел, а может, даже знал Клару.

Кивнув незнакомцу, Михаил двинулся по аллее. Пусть думает, что обознался. Если он узнал его, то как он объяснит, что дипломат из советского посольства разгуливает где-то на Волге по провинциальному городку, вместо того чтобы работать в своем ведомстве в такой сложный для страны период?

– Мне надо с вами поговорить. – Мужчина догнал Сосновского и пошел рядом. – Умоляю вас, только не здесь, не на виду у всего города. Это очень важно. Не для вас лично, а для вашей страны, для меня.

– Вы меня с кем-то путаете, гражданин, – лениво отозвался Михаил. – Я и языков-то иностранных не знаю. Чего вы там говорили?

– Если бы здесь был господин Карташев, – немного раздраженно заявил мужчина, – я бы подошел к нему. И он бы повел себя более профессионально. Умоляю вас.

Василием Игнатьевичем Карташевым в Берлине был начальник Сосновского. Они часто приезжали в германский МИД, вместе ездили по стране, бывали на официальных встречах и банкетах. Похоже, этот человек знал многое. Или ему рассказали, чтобы выглядело убедительно. Все, пора идти на контакт, хватит тянуть резину.