– Погоди-ка, – заволновался Сосновский, – а почему мы не уходим отсюда? Что нам, поговорить больше негде? Ты чего, Максим?
– Нет, ты еще посидишь здесь, – назидательно улыбнулся Шелестов. – Играть, так до конца. Будем этого ухажера разрабатывать по всем правилам. Ты у нас пока побудешь потерпевшим. Надо зафиксировать его слова и желание избавиться от тебя, как от конкурента, и подтвердить свой интерес к Любе. А потом сделаем второй ход.
– Какой?
– Пока ты там развлекался, Храпов начал давать показания. Он опознал по фотографии Алексея. Ухажер Любы Сазоновой и связной от второй группы, к которому ходил Храпов, – один и тот же человек.
– Мы вышли на вторую группу? – тихо спросил Сосновский. – Неожиданно! Значит, и мост, и завод. Но ведь так не бывает, Максим, ты же понимаешь, что группу готовят для одного задания, а тут… Создают резидентуру? Тогда при чем здесь диверсионные акты? Это из разных котелков бульон. Что за месиво, Максим Андреевич?
А Знахарь никуда не пошел. Он послонялся по центру, поглазел на витрины магазинов, потом посидел в парке «Липки», вытянув ноги и нежась на августовском солнце. Оперативники из наружного наблюдения, которые вели Знахаря от самого ресторана, заподозрили, что объект почувствовал слежку. Или просто осторожничает после непонятного контакта. Старший группы приказал усилить внимание. Объект может произвести короткий контакт, который нельзя пропустить: передача записки в толпе, незаметно оброненный спичечный коробок возле лавки, где сидят бабушки, или что-то в этом роде…
Но Знахарь не стремился к людным местам, не озирался по сторонам. Он не спеша прогуливался по улицам. И, что было весьма любопытно, Знахарь не встретил ни одного знакомого, ни с одним человеком не поздоровался. Что это могло означать? Что он не местный? Что он изменил внешность и его никто не узнает?
Наконец группе наблюдения повезло. После нескольких удачных снимков Знахаря, которые сделали из стоявших у обочины дороги оперативных машин, контакт наконец состоялся. Объект повернул в сторону базара, прошел квартал и свернул на пустынную улочку. И тут же с ним поздоровалась какая-то женщина. Знахарь не ответил и выглядел несколько раздосадованным. Он сразу же прибавил шаг в сторону центра. Женщину взяли под наблюдение: установили адрес, на который она пришла как к себе домой. Там она открыла ключом дверь частного дома и скрылась внутри.
Храпов даже не стал садиться. Маринин и Шелестов переглянулись. Что-то происходит с бывшим штабс-капитаном. Он стоял перед оперативниками, от нетерпения чуть постукивая носком сапога о пол.
– Слушаем вас, Аркадий Андреевич, – сказал Маринин. – Вы что-то хотели нам сообщить?
– Не просто сообщить, я хотел сказать, что принял обдуманное решение, и это не минутная слабость и не эмоциональный подъем. Прошу мне верить. Я много думал, многое пережил и полностью осознал собственные заблуждения. Если хотите, то у меня произошла переоценка ценностей. Я прошу дать мне возможность бороться с фашизмом вместе с русским народом. Когда сочтете меня бесполезным для борьбы, можете передать меня в руки правосудия и судить народным судом. Я приму любое наказание как заслуженное и справедливое. Но сейчас дайте мне возможность хоть как-то искупить свою вину перед Родиной.
– Мысль не новая, – задумчиво ответил Маринин. – Любое раскаяние почему-то просит сострадания. Хорошо, мы вам дадим шанс искупить то, что еще можно искупить, а решать будет все равно суд.
– Разумеется, – кивнул бывший штабс-капитан. – Я только прошу поторопиться. Через два часа я должен быть на контрольной встрече. Не знаю, придет ли связной, может, на меня просто посмотрят издалека, но я там должен быть.
– Где? – быстро спросил Шелестов, глянув на часы.
– Набережная, район Бабушкиного Взвоза. Вы мою группу всю взяли? На свободе никого?
– Хорошо. – Маринин поднялся из-за стола, расправляя гимнастерку под ремнем. – Вы пойдете туда и будете действовать, как условлено. Если подведете или постараетесь сбежать, вас просто застрелят. Хуже уже не будет. Вы, конечно, сорвете часть операции, но у нас есть и другие каналы. Мы можем и без вас обойтись. Просто с вашей помощью было бы меньше жертв. Вы готовы?
– Готов, – твердо ответил Храпов. – Я затем и попросил об этом разговоре, что теперь готов на все. Можете мне верить.
– Я не верю в такие совпадения, – покачал Шелестов головой. – Посуди сам: в глубинке, где-то на Волге, случайно, заметь, случайно, встречаются два разведчика, дорожки которых пересекались когда-то в Берлине.
– А я тебе возражу, – спокойно улыбнулся Сосновский, вставляя шнурки в ботинки. – Во-первых, ты сам заметил, что не просто два человека, а именно два разведчика. Почему они встречаются случайно именно в Саратове? Да потому, что здесь важный стратегический объект. И командование одного разведчика понимает, что враг хочет этот объект уничтожить, а командование другого разведчика как раз должно не допустить подрыва моста. И все это в районе развивающихся событий на юге страны, куда рвутся немцы. Платов же говорил, что в нашей войне это сейчас самый важный момент. Под Ленинградом они выдохлись, под Москвой их измотали и фактически перемололи. Теперь все важные события будут развиваться на юге. И вот тут встречаются два разведчика. Подай мне, пожалуйста, ремень!