То, что он попал в поле зрения органов посерьезнее, чем милиция, Леня Знахарь понял сразу. Оказавшись в свое время под следствием и отсидев несколько лет в колонии, он хорошо представлял себе, как работает милиция и как работает НКВД. Его сомнительные дела, договоренности и проекты всегда строились на доверии и рекомендациях. Никогда Леня не вступал в сделки с незнакомыми людьми, если их не рекомендовал кто-то из старых, проверенных его партнеров. И когда к нему в ресторане пришел незнакомый человек и стал говорить о хорошо знакомых вещах, Леонид насторожился.
Он всегда покупал и продавал то, что имеет спрос. Когда нашлись люди, которым оказалась нужна взрывчатка, Леонид не стал вдаваться в подробности. Не его это дело, что они будут с этой взрывчаткой делать. Рыбу ли глушить, породу ли в карьере рвать. А может, они готовятся к весеннему паводку и будут взрывать лед на реке, чтобы по весне не снесло мосты и не затопило огороды. Он просто распространил через доверенных людей слух, что купит взрывчатку. А потом к нему вечером на улице один из знакомых подвел пацана. Высокий, худощавый, с выгоревшими на солнце волосами и облезлым носом, тот смотрел по-взрослому серьезно и только шмыгал от волнения носом.
– Почем возьмете? – Паренек протянул небольшой брусок, завернутый в обычную оберточную бумагу.
На следующий день Леонида обрадовал специалист, подтвердив, что это самый настоящий тротил. Так он купил и перепродал первую партию взрывчатки – 25 килограммов. Откуда она у пятнадцатилетнего мальца с облупившимся носом, Леонид не стал выяснять. Тому нужны были деньги, и он не торговался, обещая через неделю достать еще. Назвался Серегой, сказал, что можно звать просто Серый. И вот теперь приходит некто с внимательными выпуклыми глазами и приметным носом и говорит, что пацаны подорвались и теперь он сам будет поставлять взрывчатку. Что у него есть еще бригады, кроме Серого.
Это было неправильно, так в среде Лени Знахаря дела не делались. Мог прийти прежний посредник, могли прийти дружки Сереги и сказать о несчастье и предложить продолжить дело. Но когда совсем незнакомый человек приходит и доказывает, что владеет ситуацией, это уже подозрительно. Возможно, все не так опасно, но Леонид не любил попусту рисковать. Воспоминания о лагерях у него остались самые неприятные. И попадать туда снова у него не было никакого желания. Лучше разок упустить хороший куш, чем еще десять лет выкинуть из жизни.
Послонявшись по улицам и пытаясь понять, следят за ним или нет, Леонид к ночи принял решение, что ему на время надо исчезнуть и издалека попробовать навести справки о судьбе Сереги. Идти в гостиницу было нельзя. Там оставались данные его паспорта. В другую заселяться было нельзя по той же причине. Переждать у кого-то из знакомых? А кто теперь для него неопасен?
Проведя ночь недалеко от города в стоге сена, Леонид наутро, почистившись и выбрав остатки соломы из волос, занялся наведением справок. Полдня он потратил на поиски и уже к полудню знал, что на берегу Волги, возле Трещихи, взорвалась бомба, у которой с запозданием сработал взрыватель. И вроде даже кто-то из местных погиб во время взрыва. Точно сказать свидетели не могли, потому что милиция сразу же оцепила весь берег.
Этот факт сразу насторожил Леонида. Он привык мыслить критически. Если с мальчишками случилось несчастье, то почему пришел не тот человек, кто недавно знакомил их с Серегой. Вместо него явился незнакомец и заявил, что теперь он будет поставлять взрывчатку и что готовится партия в сто килограммов. И еще – что у него это дело поставлено на поток. Слишком заманчиво, чтобы не обратить внимания, слишком опасно, потому что очень привлекательно. И все неправильно, все не так, как привык вести дела Леонид.
Подумав, он решил исчезнуть из города. Что он потеряет? Ну, пропадут кое-какие деньги, вложенные в прибыльные сделки. Это поправимо. Свобода дороже. Он знал, что если попадет в поле зрения органов, то от него не отцепятся. Тем более дело попахивало не только милицией. И, приняв такое решение, Леонид сбежал, соблюдая все меры предосторожности.
Купив через своего надежного знакомого на вокзале билет до Уральска, Знахарь за сутки до отправления поезда, договорившись с лодочником, переправился на другой берег Волги в Пристанном и на попутке доехал до Александровки, где поезд делал короткую остановку, уже миновав Энгельс.
Когда Коган узнал, что наружное наблюдение потеряло Знахаря и тот, скорее всего, скрылся, он стал думать, в какую сторону отправится этот человек и каким способом. Не станет же он прятаться в соседней деревне? Если Знахарь решил бежать, то он уедет далеко. Этот делец не любит рисковать, свои дела он всегда вел осторожно. Поэтому долгое время и не попадал в поле зрения милиции.
На запад он не поедет. Чем ближе к фронту, тем больше проверок и внимательнее милиция. Куйбышев или дальше на север? Слишком предсказуемое направление, да и поезда идут почти по одним и тем же веткам. Выследить человека, наладить проверку поездов, гласную и негласную, довольно легко. Нет, Леня Знахарь поедет на восток. Ему бы только перебраться на ту сторону Волги, и он потеряется на огромных просторах Урала и Сибири.
Коган стал отдавать распоряжения через Маринина. Бригадирам поездов сообщать незамедлительно в линейный отдел милиции обо всех случаях, когда место, на которое куплен билет, оказалось на момент отправления поезда незанятым. Линейному отделу милиции сообщать об этом в Управление НКВД старшему лейтенанту Маринину.
– Как он переправится на ту сторону? На пароме? Между Саратовом и Энгельсом? – Коган отрицательно покачал указательным пальцем из стороны в сторону. – Ни за что! Он переправится подальше от Саратова. Передайте всем участковым, чтобы проверили, перевозил ли кто из местных лодочников человека через Волгу. Установить основные направления поездов, в которые Знахарь мог купить билеты. Срочно передать приметы Знахаря поездным бригадам…
Коган решил не ждать развития событий. Он прибыл в линейный отдел милиции на вокзале, где его по звонку Маринина ждали в дежурной части, и улегся на топчан, прикрыв глаза. Задремал Борис сразу. Сказывалось напряжение последних дней. Сквозь дрему он слышал, как то и дело звонил телефон дежурного, как тот принимал и передавал сообщения, что-то заносил в журнал, вызывал оперативный состав, связывался с коммунальными службами из-за какой-то аварии. А потом кто-то толкнул Когана в плечо:
– Борис Михайлович, Борис Михайлович. Поезд отправляется на Уральск. Место осталось свободное в третьем вагоне.
Коган мгновенно отогнал дрему и вскочил с кушетки. Помощник дежурного открыл дверь, и они поспешили на перрон, с которого вот-вот должен был отправиться пассажирский состав. Передав начальнику поезда распоряжение принять специального пассажира, дежурный разрешил отправлять поезд.
Застучали колеса, заскрипели колесные буксы. Проползла мимо товарная станция, понеслись убогие домишки и огороды. Потом появился элеватор, грузовой порт. Поезд шел вдоль Волги. И вот – железные фермы моста. «Вот я и еду по тебе, – подумал Коган. – Думали мы о тебе, защищали тебя, искали врагов, а теперь пришлось самому по тебе проехаться. Ничего, считай это гарантией, что не дадим мы тебя взорвать. Будешь служить верой и правдой еще много лет. Сколько тебе там инженерами отпущено…»
Не прошло и часа, как поезд потащился по энгельсской стороне. Он то набирал скорость, то притормаживал на стрелках, пропуская встречные составы. Дважды прошли воинские эшелоны.
Коган сидел на нижней полке второго купе, прислонившись плечом к перегородке. Мужчина с густыми усами был, видимо, архитектором. Читал он какой-то толстый специализированный журнал. Женщина с худенькой девочкой уже полчаса рылась в чемодане в поисках какой-то вещи, которую никак нельзя было забывать дома. Кажется, они ехали на какой-то музыкальный конкурс. У всех свои дела. Несмотря на войну, жизнь идет, люди ездят по стране.