Хольмен приказал русским идти с ним. С командиром было всего четверо бойцов, вооруженных трофейными немецкими автоматами. Один нес на плече ручной пулемет. Когда машина выехала со двора и скрылась за поворотом улицы, Хольмен повел остатки своих людей в горы. Шли быстро, обходя каменистые участки, густые лесные заросли. Русские быстро взмокли, но терпели, тяжело дыша и сплевывая густую слюну. Было понятно, что группа уходит безлюдными местами, опасаясь преследования, а может, имея и какую-то конкретную цель. Возможно, впереди их ждет бой.
Вскоре Хольман разрешил сделать привал. Партизаны попадали на снег, на сухую мерзлую траву. Шелестов сразу почувствовал соленый запах моря, а еще где-то внизу слева гулко и заунывно бил колокол. Тревожный колокол какого-то фьорда, предупреждая, что впереди туман, что ориентироваться нужно по звуку, а еще лучше, если ты не уверен, то не входить в опасные воды фьорда, не рисковать разбить свое судно о скалы.
– Море? – спросил Сосновский у командира. – Мы идем к морю?
– Да, – кивнул Хольмен. – Квиннгерад. Очень опасное место.
Шелестов передернул плечами, прислушиваясь к звукам. Тревожный колокол звучит как погребальный. Почему погребальный, Максим и сам не мог понять. Просто этот звук навевал такую тоску, что, кроме погребальных воспоминаний, ничего не вызвал. Ну, может, еще зубную боль, ноющую, дергающую глубоко в десне, сковывающую всю челюсть.
Он толкнул локтем Сосновского и попросил узнать у норвежца, куда они идут, зачем и когда русским дадут оружие. Если это опасные места, то лучше быть готовым встретить опасность вместе со всеми.
Но спросить Михаил не успел, вдруг где-то недалеко застрекотали автоматные очереди, несколько раз бухнули разрывы гранат. В пасмурной гнетущей тишине ночи, когда горло забивало туманом, когда от этого хотелось кашлять и материться, стрельба казалась особенно ужасной. Смерть, она кружила неподалеку, собирала свою жатву, а ты лежишь и ничего не понимаешь, ждешь спасения или смерти. И решает это кто-то другой, а не ты!
Хольмен что-то прокричал партизанам, все вскочили на ноги, побежали за командиром, срывая с плеч оружие, дергая затворы. Бежали по лесу, немного в гору, потом перевалили через гребень, и стрельба стала слышна яснее. Там, внизу! Снова взрыв гранат, который блеснул в темноте, и наступила тишина. Командир поднял руку, все остановились, тяжело дыша. Кажется, там внизу была дорога, и на этой дороге только что шел бой. И не нужно быть ясновидящим, чтобы понять, что бой был между норвежскими партизанами и немецким подразделением.
Русские подошли к командиру и встали рядом с ним. На дороге мелькали фары мотоциклов и нескольких грузовиков. Вдоль дороги при свете фар укладывали тела немецких солдат и гражданских людей. Там же бросали оружие, которое, видимо, принадлежало погибшим партизанам. Правее горели две машины. Одна лежала на боку возле дороги. Возле машин лежали тела нескольких немецких солдат, которых еще не успели отнести и положить вместе с другими. И там было оружие. Шелестов хорошо видел автоматы и даже ручной MG-42.
– Натворил здесь кто-то, – тихо сказал рядом Сосновский. – Они перебили человек двадцать фашистов. – Но и сами полегли. Что-то не учли ребята, но храбрецы, я тебе скажу. Отчаянные головы!
– Видать, засаду устроили, да немцев многовато оказалось, – согласился Шелестов и тут же схватил Михаила за руку, показывая на Хольмена.
Норвежец подзывал к себе своих бойцов по одному, что-то шептал на ухо и отправлял куда-то в темноту. Последним ушел боец с пулеметом. Русские подошли к Хольмену, он посмотрел на них и отрицательно покачал головой:
– Нет, вам это не нужно! Уходите на север.
– Вас пятеро, – возразил Сосновский. – Это самоубийство. Зачем? Уже погибли люди. Дождитесь более благоприятных условий, нападите в другом месте, где будет гарантия успеха. Здесь это бессмысленно.
– Бессмысленно? Вы просто не понимаете, – ответил норвежец. – Прощайте!
Кивнув русским, Хольмен поспешил вниз. Сосновский посмотрел ему вслед, потом выругался и повернулся к Шелестову. Максим стоял и, покусывая губу, о чем-то напряженно думал. Потом схватил Сосновского за руку:
– Ну вот что, Миша. Уходить нам резона нет. Мы с тобой проплутаем без проводника долго, нарвемся на немцев, вот самый большой риск. Да и кто нам рекомендации даст при следующей встрече с партизанами. Найдется новый тип вроде Андресена, который посоветует не разбираться, а расстрелять нас от греха подальше. И другого Хольмена может не оказаться рядом. Ты видишь пулемет?
– Вижу, я про него тоже сейчас подумал. Ну что, поможем ребятам? В два пулемета мы с ними разберемся, пожалуй.
Шелестов побежал вниз, стараясь не показываться из-за деревьев, но в такую погоду и в непроглядную темень можно было и не таиться. Сосновский бежал следом. У крайних деревьев они затаились. Горящие грузовики освещали часть дороги, хорошо видно было суетящихся немцев. Распоряжался молодой офицер в шинели с меховым воротником и фуражке, поверх которой были натянуты теплые наушники.
Двое солдат шли по краю дороги к телам убитых товарищей, что лежали на обочине, в кювете. Шелестов кивнул на них, поднял два пальца и потрогал левый. Я беру левого, ты правого. Сосновский оперся руками о землю и приготовился. Солдаты прошли мимо притаившихся русских. Один наклонился к лежавшему возле машины пулемету, и в этот момент Сосновский прыгнул вперед. Он обхватил немца руками и повалил его на землю, сжимая одной рукой горло, а второй нащупывая на его ремне ножны со штыком. Ногами он обхватил своего противника так, что тот не мог вырваться. Схватка была короткой. Еще несколько секунд, и в темноте тускло блеснуло лезвие штыка. Немец вскрикнул и обмяк.