Павел опять повалился на спину. Кашель душил.
Справа кто-то лез, но со стоном упал в расщелину и завозился. На поле стреляли, дым развеялся. Завелся, затарахтел мотоциклетный мотор. Кричали немцы, но голоса их отдалялись.
Романов выполз на косогор, протер глаза. Их щипало от дыма, картинка расплывалась. Неподалеку возился Брянцев – тужился, словно на горшке. За ним возникла взъерошенная голова Генки, завертелась, забегали воспаленные глаза.
– Головы уберите, а то отстрелят, – посоветовал Павел.
Дым развеялся. По полю продвигалась цепь солдат. Иногда звучали выстрелы – добивали раненых и просто стреляли в мертвых для надежности. Подтянулись еще два мотоцикла, стали носиться кругами, расширяя радиус. Внезапно на другом конце поля разгорелась перестрелка – кто-то не добежал до леса и был обнаружен. Из ложбины несколько раз выстрелили, потом оттуда вылетела и разорвалась граната. Немцы открыли по ложбине шквальный огонь. Ближайший мотоцикл сменил направление, стал набирать скорость. Тарахтел пулемет, шлифуя косогор. Опять прогремел взрыв – видимо, загнанный смельчак себя подорвал. Немцы осторожно подошли, встали на краю ложбины, но потом потянулись обратно. Трое приблизились к опушке, но в лес войти не решались.
– Пусть думают, что мы в лес убежали, – проворчал Брянцев. – Ей-богу, не осталось больше сил воевать. Да и нечем… Черт бы побрал этих французов – вроде храбрый народ, воюют как могут, но кто же так планирует операции? Дилетантство чистой воды.
– Так они и есть дилетанты, – отозвался Генка. – Много навоюешь, если всю жизнь их карабинерами командовал? Вот демонстрацию трудящихся разогнать или смотр какой-нибудь устроить – это пожалуйста… А ты молодец, контрразведчик, – расщедрился на похвалу Генка. – Лихо тот мотоцикл завалил, у меня аж слюнки от зависти потекли. А танк так же сможешь?
– Да хоть линкор.
– Другой нынче СМЕРШ пошел, – усмехнулся Брянцев. – Не только дела фабриковать, но еще и воевать их учат.
– Если выйдем отсюда, Николай, рассмотрю вопрос, не дать ли тебе в морду, – пообещал Павел. – Хочешь – верь, хочешь – не верь, но за все годы я ни разу не сфабриковал ни одного дела. Примитивно мыслишь.
– Ладно, не обижайся, – поморщился Брянцев. – Просто судьба сводила с особистами, невеселые это были встречи. Мешаются, вредят, выискивают в тебе червоточину, а эта штука в любом человеке есть, только копни. В самих особистах ее тоже достаточно. Ладно, проехали, чего уж там. Давай думать, как из этого дерьма выбираться.
Слева кто-то прятался. Справа тоже шевелилось двуногое существо – прямо за Генкой Кривошеевым.
– Что у нас с патронами? – спросил Павел.
– Ничего, – отозвался Брянцев. – Совсем. Лично у меня одна граната и нож, которым я первой же твари горло перережу.
– А у меня две гранаты, – подал голос Генка. – Одну, если можно, себе оставлю, ладно?
Защищаться было нечем. Оставалось молиться, чтобы их не обнаружили. Пехотинцы продолжали блуждать по полю, начали смещаться к холму. Возникла мысль бежать на другую сторону и катиться пулей вниз до леса – кто-нибудь да выживет. Но пришлось отказаться от этой затеи – один из мотоциклов двинулся в обход холма и через пару минут уже бороздил просторы за спиной. Брянцев глухо ругался, согнувшись в канаве. Пехотинцам было лень сюда идти, они закурили, внимательно разглядывая холм. Рычал мотоцикл, огибал возвышенность.
Павел распростерся на дне расщелины и грыз сухую ветку. Русские парни себя не выдадут, но что у остальных на уме? Несколько человек рядом, нервы могут не выдержать… Но все было тихо.
Ветер доносил смех солдат. Гибель товарищей их не шокировала – разве не счастье умереть за фюрера?!
Наконец мотоциклетный треск затих. Появились основания для сдержанного оптимизма. Павел аккуратно высунулся. Солдаты уходили в деревню – тоже навоевались! Мертвых мотоциклистов накрыли брезентом, уносить не стали – их позднее заберут соответствующие службы. Три мотоцикла пылили к центру Соли.
Павел облегченно вздохнул и повалился в канаву.