До ее комнаты была коломенская верста, путь пролегал через родительскую спальню – это было сложно и нестерпимо долго! Она втащила его в какой-то темный закуток, бросила на пол фонарь. Урезанный свет озарял дощатые стены и наваленные в углу мешки с тряпьем.
– Какой же ты нынче бравый, Поль, – она сдавленно смеялась. – Тебя сегодня просто не узнать!.. Какой же ты молодец, что зашел! А я сегодня одна, совсем одна…
«А вчера была не одна?» – промелькнула резонная мысль.
Но ураган страстей уже захлестнул. Девушка стащила с него карабин, куда-то его отбросила. Все остальное он стаскивал сам. Разве не этого он подспудно желал? Легким движением Мирабель скинула с себя сорочку, снова вцепилась в него. Оба рухнули в неприятно пахнущие мешки. Теплое тельце обвило его, страсть накрыла с головой.
Это продолжалось недолго, но казалось, прошла маленькая жизнь. Павел опомнился – да, он шел за этим, но пора и честь знать! Партизаны в деревне, выполняют боевую задачу, а он тут нежится! По законам Советского Союза он точно заслужил трибунал. Расслабились на заграничном курорте, товарищ майор!
– Мирабель, все, хватит, я еще приду.
Девушка смеялась, целовала его. Потом неохотно отстранилась и встала с мешков. Лежавший на полу фонарь освещал ее стройные ноги. Павел поднялся, прижал ее к себе и крепко поцеловал, чтобы не обижалась. Но та и не думала обижаться. Прильнув к нему, судорожно гладила ему плечи. Приятная истома ползла по утомленным членам.
– Ты хороший, Поль, – прошептала Мирабель, поднимая блестящие глаза. – Приходи чаще, я буду тебя ждать. И не бойся, что отец может что-то подумать – мы сделаем так, чтобы он думал только хорошее.
Последние слова остались загадкой. Что она хотела сказать? Оторваться от девушки было трудно, но не навек же они расстаются?
Павел лихорадочно одевался, ползал по полу, отыскивая карабин. Рядом ползала Мирабель и смеялась, когда они ударялись лбами. Он привел себя в форму, она тоже натянула сорочку, пригладила волосы и уже не дышала, как после марафона.
Послышались встревоженные голоса, звучал то мужской голос, то женский.
– Ой, – воскликнула Мирабель. – Кажется, родители проснулись. Сделаем вид, что ничего не было?
«Вот именно, не будем подрывать мою репутацию», – подумал майор. Порой он поражался своему поведению – достукались, товарищ контрразведчик, нет на вас товарищеского офицерского суда!
Мирабель подняла фонарь и потянула Павла из закутка. Он спотыкался, ни черта не видел. Она вела его, как слепого, по запутанным переходам.
В кухне горел приглушенный свет, занавески были задернуты. Подслеповато щурился едва одетый Бернар Дюссо, куталась в платок заспанная Рене. В этот час ничто не мешало хозяину вооружиться ружьем и влепить в проем порцию дроби, но он не стал этого делать.
– Святой Иисусе, как вы нас напугали… – забормотала Рене. – Мы слышали, что в подсобках кто-то есть, хотели уже бежать туда…
Бернар был крайне удивлен. Он с сомнением посматривал то на Павла, то на дочь. Мирабель весьма усердно делала невинное лицо, Павел тоже создавал себе должный образ, но чувствовал, как краска заливает лицо. А ведь этот мужик имеет полное право угостить его дробью.
– Он постучал, я услышала, открыла… – потупилась в пол Мирабель.
– Прошу прощения, мадам и месье, – вежливо сказал Павел. – Опасался стучать в дверь, решил зайти с черного хода. Там было заперто, хорошо, что Мирабель услышала.
– Да, у нашей дочки неплохой слух, – помявшись, допустил Бернар и расслабился. – Правильно, Поль, что вы не пошли через двор. Сейчас это делать опасно… А вас не узнать, – Бернар улыбнулся. – Тот измученный, испуганный оборванец, что спрятался в нашем сарае, и тот, кем вы стали… – хозяин отступил на шаг, смерил посетителя с ног до головы. – Вы воюете в отряде Жака Вермона, я слышал об этом. Посыльный сообщил, что у них новый боец из России. Рад за вас, Поль, значит, мое мнение о вас не оказалось ошибочным. Передавайте привет Вермону.