Тем не менее они уже приближались к горе, она доминировала над местностью. По курсу нарисовался крутой провал – пришлось взобраться на небольшой кряж и тащиться по ветру. Людей качало. К темноте добрались до хвойного бора, оставалось лишь преодолеть травянистый склон. На него взобрались, как на Эверест, а потом попадали без сил в пушистую траву.
Сгустилась темнота, продвигаться дальше стало невозможно. Люди засыпали мертвым сном прямо под открытым небом. Наверху дул ветер, трепал кроны сосен, но внизу было тепло и комфортно. По телу ползали насекомые, иногда кусали, но это было меньшее из зол. Сон навалился мертвецкий, без видений. Последнее, что запомнилось, – сонное бормотание Кривошеева: дескать, на пост он не пойдет – страшно.
К утру стал донимать холод. Павел повертелся, насилу снова уснул. В полумраке выросла Мирабель в длинной сорочке, подошла и пристально посмотрела майору в глаза. Она пахла по-особенному, даже во сне он различал аромат ее тела. Он пытался ей что-то сказать, тянул руки, желая обнять, но девушка была лишь видением, и он обнимал пустоту. Только глаза – бездонные озера – продолжали внимательно на него смотреть.
Он очнулся от хлопнувшего неподалеку выстрела. Подлетел, машинально выхватил из подсумка последнюю гранату, схватился за кольцо. В голове еще витал расплывающийся девичий лик.
Утреннее солнце, восходившее над кряжем, резало глаза. Травка переливалась, шумел сосновый лес. Люди вскакивали, озирались. Энди Грир по примеру майора тоже извлек гранату, но ума хватило не выдергивать чеку. Итальянец что-то бормотал, протирая глаза, – картинка после этой процедуры действительно менялась. Угрюмо озирался Брянцев. Подскочил Марсель, стал бегать кругами между деревьями. В компании отсутствовал только Генка Кривошеев, а ведь именно у него оставался последний патрон.
– Ну сейчас он у меня получит. – Брянцев насупился, сжал кулаки.
Стреляли со стороны склона. Возбужденные люди высыпали на косогор.
– Эй, без паники, это я!
Раздвинулись ветки кустарника, и из них вылупилась сконфуженная физиономия Генки. Павел облегченно вздохнул, выругался. Генка подошел со смущенной миной, таща карабин.
– Все в порядке, народ, – он застенчиво опустил глаза. – Просто проснулся, пошел за кусты по большой нужде…
– С карабином? – уточнил Романов.
– Точно, – кивнул боец. – А как иначе? Вдруг там немцы?.. Только сел, смотрю – олень! Или, может, косуля, кто их разберет. Красивая такая, совсем рядом, кору с дерева обгладывает. У меня аж сердце упало, слюнки потекли – так есть захотелось!..
– Дальше можешь не рассказывать, – проворчал Павел. – Ты потратил последний патрон, который берег для себя. Косуля где?
– Нет ее, – Генка стушевался. – Промазал. Она резвая оказалась, услышала, как я затвор спускаю, и как даст стрекача – только копыта засверкали. Через бурелом перемахнула – и в заросли.
– Тьфу ты, – сплюнул Брянцев. – По немцам так же мажешь?
– Не, по немцам не мажу… Да ладно – со всеми бывает… Эта животина такая красивая была – блестящая, в светлых пятнах. А глаза-то какие…
– Генка, ты дурак? – Брянцев покрутил пальцем у виска. – Вот какого хрена ты всю округу взбудоражил? А если неприятель близко?
– Так нет никого, – Генка вздрогнул.
– Все, уходим. – Павел скрипнул зубами. – Поспали, повеселились – теперь валим к чертовой матери. Полминуты на сборы – и вниз.
– Да нам бы только подпоясаться, – хохотнул Брянцев.