Знакомые обледенелые львы, бетонные ступеньки. Он сбросил пальто у раздевалки, отряхнул унты.
— Вы куда? — нерешительно спросила его няня.
— Туда. Дайте халат.
Женщина машинально выполнила его приказание. Тесемки завязал на ходу.
На площадке ему встретилась больная — тогда она лежала рядом с женой.
— Где Валя?— спросил он.— В какой палате?
— Вон в той,— указала она,— вторая дверь от комнаты профессора. Валя как раз возле двери, но к ней нельзя. Вообще нельзя никому в ту палату.
— Спасибо.— Богдан не слушал больше ее.
Он быстро шел по коридору. Его никто не останавливал, вероятно, у него было очень решительное лицо. Он мог оттолкнуть любого, кто преградил бы путь к ней. Ему казалось, что он слишком доверил всем, забыл про нее и теперь будет наказан за свое невнимание. Ведь не видел ее со дня операции, собственными глазами не удостоверился. А может быть, ее нет... Вторая дверь — так сказала женщина. Остановился. Десяток кроватей, и на них больные с серыми лицами.
— Нет... ее нет,— прошептал он.
Следующая дверь... Она... она лежала невдалеке от двери, и они встретились взглядами. Богдан бросился к ней, припал к изголовью. Валя не могла повернуть головы, а только смотрела на него испуганными глазами. Ведь сюда пускают только когда больной очень плохо. Эта мысль пришла в ее сознание и испугала.
— Как ты попал сюда, Богдан?
— Прорвался, никто не видел,— шептал он, целуя ее мокрый лоб, ощущая росинки пота на ее коже,— прорвался по-партизански.
— Хорошо,— она слабо улыбнулась.
Мелкая испарина выступила на лице. Валя была рада его приходу, но очень страдала.
— Мне только что поставили банки. Температура тридцать восемь и пять...
Он встал на колени, взял ее руку, гладил ее и шептал бессвязные слова утешения и их общей радости. Он говорил о первых наших победах, о будущем страны. Может быть, он сообщал ненужное, но он хотел успокоить ее. Богдан знал одно — болезнь должна уступить, когда кругом будет хорошо, когда Валя почувствует, что выздоровление возвратит ее в мир прежний, что снова будет семья, дом.
— Мы увидим Алешу,— прошептала она благодарно.
— Увидим, увидим, родная моя...
— Спасибо... теперь мне будет легче. Только хотелось бы, чтобы их отогнали от Москвы... от Москвы...