— Ну, как? — спросил Романченок, начинавший уже терять терпение.
— Все нормально, товарищ капитан.
— Распоряжайтесь дальше.
Выдавливая отчетливые следы, подошел гусеничный тягач. Прикрепили трос к стойке шасси, и тягач спокойно потащил самолет к «Красной черте». Люди продолжали поддерживать самолет за крылья. Казалось, что его еще только учат ходить.
— Разрешите, товарищ директор?— спросил Романченок у Дубенко.
— Давайте.
Романченок надел парашют и поднялся в кабину. Через несколько секунд бортмеханик помахал меховыми крагами, и люди отскочили от машины. Романченок дал рабочие обороты мотору, винт завертелся. Издали он был похож на блестящий прозрачный круг. Машина покатилась, покатилась и, наконец, оторвалась от снега.
— По газам! — прохрипел Лоб.
— Пошла,— спокойно произнес Дубенко, провожая глазами белую машину.
— Пошла,— сказал бортмеханик и пожевал губами.
— Видите, как все просто, а сколько тревог,— заметил Угрюмов.
— Тревог было много,— сказал Рамодан.
— От этого и движение жизни,— неожиданно высказался бортмеханик.
Романченок делал развороты, стараясь держаться невдалеке от аэродрома, но вот он круто повернул, положив машину под большим углом, и полетел по направлению к тайге. Гул мотора стал слабее. Угрюмов сделал шаг вперед, он внимательно следил за полетом. Романченок пронесся над ним, то убирая, то выпуская шасси. Из окон корпусов, со двора, от станции махали шапками люди. Им нипочем этот свирепый уральский мороз, они радуются своей победе.
— Романченок!
— Пошел!
— Давай, крой!
— Есть машина!
Романченок сел точно на укатанную полосу аэродрома.
Баллоны прикоснулись, взлетели радужные от солнца столбики снега, постепенно затух винт, машина остановилась. Летчик выпрыгнул и пошел к Дубенко, неуклюжий в своей пилотской одежде, оставляя на снегу следы от меховых унт. Еще на ходу снял краги и поднял вверх палец.