Парень с большим именем

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нда-а… Здоров.

Но выписали парня только через три дня.

Вышел он из больницы на пустую поселковую улицу, поглядел на небо, на завод, который выбрасывал облака грязного дыма, и пришли к нему Якунины мысли:

«И зачем только стоят заводы? Грязнят небо, шумят и калечат людей».

Не зашел парень в барак, не заглянул в цех, а отправился в город искать больницу и отца. Встречая на дороге железные мосты, он обходил их стороною, в больнице не прикоснулся к медной скобке, а открыл дверь локтем. Железо, медь и вообще всякий металл вызывали в нем дрожь. В больнице его провели к отцу, который встретил сына улыбкой и сразу же сказал:

— Удачно я ошпарился, нога будет цела, через месяц выйду на работу. Завод-то как?

Степу поразила отцовская улыбка и слова, он хотел спросить:

«Не врешь ли ты? Как можешь улыбаться и думать о заводе, когда лежишь на железной койке и с ногой, изуродованной железом?» — но не спросил, а сел и нахмурился.

— Я про завод спрашиваю, — напомнил отец.

— Про какой?

— Про наш.

— Не знаю, и меня ведь в больницу возили.

— Тебя?

— С испугу и я заболел.

Степа видел отцовскую ногу, забинтованную до колена, улыбающееся лицо и не понимал, как можно улыбаться.

— Парень, ты какой-то чудной! Не горюй, бывает и хуже.

Степа недолго просидел у отца, простился и ушел. Он хотел было тотчас же сесть на поезд и уехать в Дуванское, но подумал, что нехорошо бросать отца, к тому же на станции гудели паровозы, лязгали буфера и пугали его не меньше, чем пугал завод. Всюду было железо, везде оно грозилось, могло прищемить, искалечить, раздавить.

Только вечером, весь день пробродив по городским садам, передумав обо многом, решился Степа прийти в заводской барак. Утром он встал очень рано и ушел на пруд, где сел поближе к воде и наблюдал, как плещется рыба. Солнце пригревало ему спину и голову, ветер холодком опахивал лицо, облака бежали вдаль и звали за собой. Парень тоскливо провожал их глазами, завидовал их простой жизни, в которой один бег над горами, поселками, над всей широкой землей.

В полдень он зашел в столовую и купил обед; когда ему подали железную ложку, он попросил убрать ее и принести деревянную.

Неустанно бежали дни, как облака в ненастную пору. Степа не появлялся в цехе, не заходил к Егорке-гармонисту, забыл и про Афоньку. Он коротал свое время то на пруду, то в лесу, то уходил в луга и подолгу лежал среди высокой травы, готовой к сенокосу.