— Он работал по части лимонада, но официантом не был. Я несколько часов обдумывал все это от нечего делать.
Должно быть, подобные фразы ужасно шокировали Комелио. Лицо его застыло, словно высеченное из куска льда.
— Все, что я вам говорил насчет официантов, касается и владельцев бистро. Не судите за самомнение, но у меня все время было такое чувство, что мой мертвец был не служащим, а имел свое дело. Вот почему в одиннадцать утра я позвонил Мерсу. Рубашка убитого все еще в техническом отделе. Не помню точно, в каком она состоянии. Мерс осмотрел ее заново. Заметьте, нам повезло: рубашка могла оказаться новой. Ведь всякий иногда вправе надеть новую рубашку. На этот раз получилось иначе. Более того, у нее вытерт ворот.
— Полагаю, у владельцев кафе тоже бывает вытертый ворот?
— Нет, господин судебный следователь. Не больше, чем у других людей. Но они не изнашивают обшлагов. Я имею в виду небольшие кафе, посещаемые рабочим людом, а не американские бары, расположенные на площади Оперы или Елисейских полях. Владелец бара, который то и дело погружает руки в воду со льдом, вынужден засучивать рукава. И вот Мерс подтвердил, что рубашка, у которой ворот протерт почти насквозь, на обшлагах следов износа не имеет.
К ужасу мадам Мегрэ муж ее говорил теперь с выражением полной убежденности в своей правоте.
— Прибавьте к этому «брандад», блюдо из трески.
— Это что, особое лакомство у владельцев небольших кафе?
— Да нет, господин Комелио. Просто в Париже уйма забегаловок, где бывает совсем немного посетителей. Столы без скатертей. Стряпает зачастую жена самого владельца. Подают одно дежурное блюдо. В так барах временами бывает безлюдно, и у хозяина во второй половине дня появляется досуг. Вот почему с самого утра два детектива обследуют все районы Парижа, начиная с тех, что примыкают к ратуше и площади Бастилии. Вспомните, наш подопечный все время находился именно в этом районе. Парижанин фанатично цепляется за свой район, словно это единственное место, где он в безопасности.
— Вы надеетесь быстро найти разгадку?
— Я надеюсь найти ее рано или поздно. Все ли я вам рассказал? Надо еще упомянуть пятно от краски.
— Что за пятно?
— На задней части брюк. Его тоже обнаружил Мерс, хотя оно едва заметно. Он уверяет, будто краска свежая. По его словам, эта краска была нанесена на мебель дня три-четыре назад. Я велел навести справки на разных вокзалах, начиная с Лионского.
— Почему именно с Лионского?
— Потому, что он примыкает к району площади Бастилии.
— А при чем тут вокзалы?
Мегрэ вздохнул. И без того столько времени убито на объяснения. Ни малейшего представления о действительности у этого судейского крючка. Как может человек, ни разу не заглянувший в дешевое кафе, брокерскую или на трибуну для зрителей на скачках и не знающий, что такое работать «по части лимонада», утверждать, будто он в силах понять психологию преступника?
— Мой рапорт должен быть у вас на столе. Когда бедняга позвонил мне в самый первый раз (произошло это в среду в одиннадцать утра), его уже преследовали. Погоня началась, видно, накануне. Вначале он не хотел обращаться к полиции, рассчитывал сам выкарабкаться. Однако он был уже напуган. Знал, что жизни его грозит опасность. Поэтому вынужден был избегать безлюдных улиц. Толпа как бы служила ему защитой. Домой он не решался вернуться, опасаясь, что его выследят. Даже в Париже не так много заведений, открытых всю ночь напролет. Кроме кабаре на Монмартре, это железнодорожные вокзалы. Они хорошо освещены, а в залах ожидания всегда народ. Так вот! В зале ожидания третьего класса на Лионском вокзале в понедельник были выкрашены скамьи. Мерс утверждает, что краска идентична той, что была обнаружена на брюках убитого.
— Вокзальная прислуга опрошена?
— Да. Опрос продолжается.