Заветные поляны

Такие разговоры в конце концов его утомили, он начал выказывать недовольство тем, что отец занят, на сына не обращает внимания. Как бы случайно приблизился ко мне, поинтересовался, как получается. Прищурив глаза — о, мой мальчик знает, как смотреть живопись! — долго глядел на этюд, придирчиво следил за каждым моим движением. Прошел взад-вперед возле этюдника: «Папа, ты плохо рисуешь, да?»

Я молчал, говорить еще не мог. Только что думалось о том, как много проронено дней, что редко бывал в деревне и мало сделал, чтобы могли порадоваться, чаще улыбались близкие мне люди, даже дяде Ване ни разу не написал о своей жизни. Ведь все уходит, ничто не повторяется… «Дни человеческие будто трава». Где и когда прочитал эту строку, вызывающую сознание бессилия перед быстро текущим временем? Теперь я был во власти мысленно повторяемого стихотворения: «Некогда мне над собой измываться, праздно терзаться и даром страдать…» Это определяло мое настроение и ритм работы. «Некогда. Времени нет для мороки, — в самый обрез для работы оно». Может быть, я произнес вслух. И сын обиделся:

— Тебе все некогда, некогда… Ты плохо рисуешь, вот!

— Почему ты так думаешь?

— Потому что ты не разговариваешь.

Я оторвался от работы, обнял сына и почувствовал, как под моей ладонью бьется его сердце.

— Давай вместе рисовать, Алеша.

— Давай! — он побежал к рюкзаку, достал коробку с акварелью, выбрал колонковую кисть, как настоящий художник, проверив ее упругость. Положил планшет на землю и начал втайне творить. «А ты не подглядывай только!» — крикнул на всякий случай.

— Понятно. Значит, опять конкурс на лучший рисунок. — Надо же было подкрепить его старание, вызвать азарт. — Только ты, сынок, не торопись.

— Сам знаю.

Пришлось и мне начинать новый этюд. Быстро покрыл ватман акварелью — сделал перетекающую заливку, сразу же наметил кучевые облака, развесистые тяжелые кроны, стройные стога и вдалеке яркий песчаный берег, полосочку фиолетовато-синей воды, возле которой едва виднелось стадо… И где-то там сидел задумчивый пастух… Начало получилось. Сделал первый проход — нужна была еще контрастная прописка, чтобы при помощи теней, горячих бликов и сочных крапинок на рябинах, цветистыми размывами второго и третьего планов наполнить пейзаж воздухом и светом.

Увлекся новым замыслом и не заметил, как подходили любопытные люди, стараясь не помешать ни словом, ни шорохом. И вдруг услыхал за спиной сдержанное дыхание сына. Приветливо взглянул на него.

— Ты уже здесь?

А он удивился:

— Ой, как мало! Я все нарисовал. Я победитель!

— Сейчас и я закончу. Потерпи, пожалуйста.

— Ладно. Подожду. Только я все равно победил.

Алеша убежал за своим рисунком, что-то еще торопливо там подправил и поднял планшет над головой. Возвратился довольный, гордый. Долго копошился, приставляя рисунок к березе так, чтобы отсветы заходящего солнца попадали на него. Почему это делал? Знает же: нужен рассеянный свет…

— Смотри, папа!

— Вот так, завидуй, отец. — Леонид занял сторону юного художника.