В первые же минуты половина саперных лодок была расстреляна. Командир саперного батальона пустил вторую группу, третью…
Здесь, на восточном берегу, саперы под огнем вытаскивали на воду понтонные парки — неуклюжие, далеко заметные ДМП, собирали из них паромы, торопливо сбивали пристань. С топорами, с «бабами», с пилами, они густо бегали у реки. Прилаживали рамы, крепили их скобами, клали лежни, тяжело стучали по брусьям.
И все это на виду, под жестоким огнем.
Немцы понимали, что значит переправа. То ли они пристрелялись, то ли где-то сидел у них поблизости артиллерийский корректировщик. Огонь по саперам был плотный и прицельный.
Командир саперов, продравшись сквозь ивняки к укромному заливчику, распоряжался выводом понтонного парома.
— Как лупят, босяцкие дети! — ругался майор. — Трос отцепите!.. Скорее, чего копаетесь… По-быстрому шевелись! Пристрелялись, гады…
Пять понтонов было разбито вдребезги. Майор ругался и торопил мокрых, бредущих в воде саперов. Передний, усатый сержант с пилой в руке вдруг завалился. Пила ударилась о борт понтона, протяжно зазвенела и скрылась вслед за хозяином.
— Панышева убило! — рассвирепел майор. — Лучшего сапера! Три года воевал… — Он выругался и подумал: «Хорошо, что немцы не накрыли паром». Панышева жаль, жаль было каждого из убитых саперов, но разбитые понтоны майор сейчас жалел больше. Если не наведут переправы, тем, кто переберется через реку, не уцелеть. Немцы сбросят их в воду. Погибнет впятеро больше, чем весь саперный батальон.
— Навались, ребята! — майор раздвинул кусты, шагнул в холодную воду и уцепился за тонкий трос. — Навались!
В воздухе выло, стонало, ухало, трещало. Огонь, осколки, пули, черные клубы дыма, земля, кусты ивняка, вывороченные с корнями, — все смешалось в едкий удушливый ком.
На наблюдательном пункте раздался мышиный писк зуммера. Связист торопливо передал трубку подполковнику. Звонил генерал.
— Медленно двигаетесь, — в трубке послышался недовольный голос командира дивизии. — Топчетесь на одном месте.
— Операция идет по плану, — ответил Барташов и посмотрел на часы. — Сиверцев подходит к берегу… Плотный огонь, роты несут большие потери…
— Знаю, — властно перебил генерал и, помолчав, добавил: — Думаешь, ты один только видишь?.. Сейчас артиллерия прибавит огоньку. Как переправа?
— Нет. Ориентиры пристреляны. Саперы доносят, что много понтонов разбито. Выводят на реку паром. Боятся, что его накроют…
— Что вы заладили одно: «Разбито! Накроют!» — раздраженно заговорил генерал. — Должна быть переправа, без нее нам зарез, Барташов… Скажи саперам, а я им сейчас из резерва кое-что подкину… Обеспечь переправу, Петр Михайлович! Прошу тебя… Пушки надо через реку гнать. Голенькая ведь пехота… Пособи, подполковник!
Голос генерала вдруг просительно дрогнул и растерял начальственные нотки. Петр Михайлович ответил: «Есть!», и поиграл желваками на скулах. Если бы генерал кричал и приказывал, Барташов, наверное, ответил бы, что у саперов есть свое начальство, пусть оно и отвечает за переправу. Подполковнику хватит своих забот. Его тоже немчура лупит почем зря.
Барташов заглянул в стереотрубу. Роты Сиверцева достигли берега и теперь, укрытые крутизной, поднимались наверх к траншее.
Саперный майор был похож на водяного. Мокрый, облепленный илом, с клочьями осоки, которая торчала даже под погонами, со всклокоченными слипшимися волосами и черным лицом, сидел он в грязной воронке и курил трубку.
— Вытянули паром, — ответил он Барташову. — Вытянули, будь он проклят… Пристань готова, подходы есть…
ebooksa