Челюсти инспектора продолжали ритмично работать, а круглая голова мерно кивала.
— Да, — проговорил он утомленно. — Дело закрыто.
Леди вне закона
I
Если преступник, нарушая закон, одновременно пытается противостоять главному инспектору полиции, это можно назвать безумством храбрости. Или, с тем же успехом, полным идиотизмом совершенно самоубийственного свойства — смотря с какой стороны посмотреть.
Сам главный инспектор департамента уголовного розыска Скотленд-Ярда Клод Юстас Тил, великий сыщик (габариты которого соответствовали его репутации), отмечал интересную новизну происходящего. Он славился самой цепкой памятью во всей лондонской полиции. Говорили — возможно, слегка преувеличивая, — что, если бы весь архив Скотленд-Ярда уничтожил пожар, Тил в одиночку смог бы восстановить полное досье на каждого преступника, включая излюбленные методы, привычки, пристанища и отличительные черты характера, и к тому же воспроизвести приблизительный, но вполне надежный набросок отпечатков пальцев, прилагавшихся к делу. Словом, память у главного инспектора была что надо.
И безусловно, он помнил загадочного полицейского, которого некий предприимчивый журналист окрестил «полисменом с крылышками» и который вдруг странным образом воскрес спустя недолгое время после того, как автор этой идеи и естественный обладатель патента отправился на небеса — или в какое-то другое место, — взлетев на куче динамита. В результате Тил лишился удовольствия вручить начальнику лондонской полиции бриллианты на пятьдесят тысяч фунтов, похищенные семь лет назад.
Главный инспектор не без оснований подозревал, что развязка этой милой шутки родилась в плодовитом мозгу Саймона Темплара. А память у мистера Тила, как мы уже сказали, была долгой.
Поэтому дальнейшую тайную деятельность Святого несколько сковывало присутствие немалого числа крепких джентльменов в шляпах-котелках, посменно патрулировавших Брук-стрит, словно шотландские конные гвардейцы на месте, где вождь их клана потерял шестипенсовик.
В конце концов Саймон Темплар устал от этого наводящего тоску зрелища и, поскольку ничем иным все равно не был занят, вооружился крепкой тростью и отправился на прогулку, приняв самый хитрый и заговорщический вид, на какой только был способен.
Пышущий здоровьем, Святой жаждал физических упражнений. Он зашагал на запад через весь Лондон, пересек Темзу по мосту в Патни, оставил за собой Кингстон, затем, свернув к югу, миновал Ишер и Кобхэм. Прогулка в быстром темпе приносила удовольствие. Только дойдя около шести часов вечера до Рипли, Саймон остановился и завернул в ближайшую гостиницу, отмахав в спортивных туфлях двадцать три мили.
Погода стояла теплая и солнечная. Он опрокинул пару пинт пива с чувством, что заслужил каждую каплю, выкурил пару сигарет и с новыми силами отправился дальше. Выходя, он заглянул в другой бар, где увидел человека с очень красным лицом. Рядом лежала шляпа-котелок, а сам он исходил по́том, утираясь большим платком в мокрых пятнах.
— Ну что, готовы продолжить? — обратившись словно к старому другу, проговорил Саймон. — Отсюда я направляюсь в Гилфорд, потом в Винчестер, где планирую поужинать, а ночевать буду, вероятно, в Саутгемптоне. В половине седьмого утра двину в Ливерпуль через Лендс-Энд. Возле Манчестера собираюсь убить мулата-газопроводчика с накладным носом, а оттуда, если вы соблаговолите последовать за мной до Джон-о’Гротс…[32]
Ответный монолог прошел в выражениях, которые слегка шокировали бы даже нью-йоркского портового грузчика. Саймон с оскорбленным видом прошествовал дальше и вышел наружу.
Через милю он замедлил темп, удовлетворенный тем, что краснолицый больше не маячит сзади. Вскоре мимо стремительно пролетел и через несколько шагов затормозил синий спортивный автомобиль. Поравнявшись с ним, Саймон приветствовал высунувшуюся девушку улыбкой.
— Привет, Пат, дорогая. Поедем выпьем по коктейлю и поужинаем.
Он забрался внутрь. Патрисия Холм выжала сцепление.
— Как там рынок шляп-котелков?
— Слабеет, — откликнулся Святой, — слабеет, старушка. Не дотягивает даже до конца дня. Но давай сменим тему. Почему ты так прекрасна, Пат?
Она сверкнула ослепительной улыбкой.