Смертельные враги

22
18
20
22
24
26
28
30

Молодая девушка, свернувшись клубочком в широком кресле, казалось тихонько дремала, склонив голову на плечо, в позе, исполненной грации и очарования.

Эта молодая девушка была Жиральда.

— Она спит, — прошептала Фауста. — Вскоре я с ней увижусь.

Она неслышно прикрыла глазок и продолжала свой путь. Дойдя до конца коридора, она открыла последнюю дверь по правую руку от себя и вошла.

Комната, где она очутилась, была расположена в бельэтаже и представляла собой нечто вроде будуара — очень скромного, освещенного одним окном, которое закрывалось старыми, довольно ветхими ставнями.

Фауста позвонила в колокольчик; тотчас же явился лакей, и она отдала ему приказания.

Он вынес находившиеся в комнате стулья и отодвинул к стене против окна всю остальную мебель; таким образом, когда он завершил свои труды, из мебели в комнате оставались лишь маленький столик, сундук и секретер, задвинутый в угол. Сесть можно было лишь на широкий диван (нечто вроде софы для отдыха), по которому были разбросаны шелковые и бархатные подушки. Диван теперь стоял прямо напротив окна, так что после этой странной перестановки половина комнаты была обставлена мебелью, другая же половина, та самая, где было расположено окно, оказалась совершенно пустой.

Теперь, когда все было устроено так, как Фауста задумала, она вышла из комнаты; перед ней шагал лакей, неся подсвечник с зажженными свечами.

Лакей, освещая путь Фаусте, добрался до некоей двери, открыл ее и оказался перед каменной лестницей, ведущей в подвал. Слуга, а за ним Фауста спустились вниз и после бесконечных поворотов остановились перед железной дверью. Лакей отворил ее и, поставив канделябр на пороге, отступил в сторону, в то время как Фауста вошла в длинное и очень узкое помещение с низким потолком, где не было видно никакого другого проема, кроме двери; помещение это своей формой весьма напоминало ванну необычных размеров, его стены и пол покрывали большие мраморные плиты.

В неверном свете свечей Фауста огляделась и признала, что здесь вовсе не мрачно. Она вынула свечу из канделябра, подняла ее высоко над головой и тщательно осмотрела также потолок. Затем, по-видимому удовлетворенная результатами этого осмотра, она вернула свечу на место, вышла на середину подземелья и, нащупав у себя на груди крохотную коробочку, вынула ее и взяла оттуда маленькую пастилку.

Теперь, держа пастилку в руке, она размышляла: «Это мне продал Магни. Магни — человек Эспинозы. Он уже однажды обманул меня, дав вместо яда то, что было простым сонным зельем. Так можно ли доверять этой пастилке?.. Что за важность, в конце концов, на сей раз я приняла все возможные меры… Я хотела бы избавить его от слишком медленной агонии, но у меня нет больше времени ставить опыты. Начнем…»

Она зажгла пастилку, легонько подула на нее, чтобы огонек разгорелся, и положила медленно таявшее снадобье на пол посреди подвала. От него стали подниматься к потолку тонкие завитки голубоватого душистого дыма.

Когда Фауста вышла, к двери приблизился лакей и запер ее на два поворота ключа.

— Вы сейчас же отправитесь к реке и бросите в нее этот ключ, — приказала Фауста. — А завтра утром, едва рассветет, сходите за каменщиками, чтобы они накрепко замуровали дверь.

Лакей склонился в знак повиновения.

Поднимаясь обратно по лестнице, Фауста думала: «Пусть только он придет… ничто не сможет его спасти. Даже я… если бы вдруг у меня появилось такое желание».

В то время как лакей послушно устремился к близкому берегу Гвадалквивира, чтобы выбросить ключ в воду, Фауста направилась к комнате, где спала Жиральда.

— А теперь подготовим эту цыганочку, — прошептала она.

Пока Фауста отлаживает весь механизм задуманной ею ловушки, пока Центурион приступает к осуществлению ее замысла, Пардальян предается мирной беседе с друзьями.

Первые минуты ужина прошли в безмолвии. Шевалье весьма нуждался в том, чтобы восстановить свои силы, и, честное слово, занимался этим со всем возможным старанием. Когда голод был отчасти утолен, он, обратившись к дону Сезару, спросил между двумя глотками вина: