Дон Сезар, в свою очередь, послушно ответил:
— Да я уже говорил вам, сударь: я тревожился и не мог усидеть на месте. Пока господин Сервантес придумывал хитрость, которая позволила бы нам вызволить вас из лап инквизиции, я встал в дверях, ведущих на улицу. Оттуда-то я и увидел, как этот человек бросился на вас; не имея уже времени остановить его, я крикнул вам, предупреждая об опасности.
На минуту Пардальян, казалось, всецело погрузился в дегустацию восхитительного желе. Внезапно он поднял голову:
— Но я не вижу вашей невесты, красавицы Жиральды.
— Жиральда исчезла со вчерашнего дня, сударь.
Пардальян резко поставил на стол стакан, который как раз подносил ко рту, и сказал, вглядываясь в улыбающееся лицо молодого человека:
— Как!.. И вы говорите это с таким спокойным видом! Для влюбленного вы выглядите слишком уж безмятежным!
— Это вовсе не то, что вы думаете, сударь, — ответил Эль Тореро, по-прежнему улыбаясь. — Вы ведь знаете, господин шевалье, что Жиральда упрямится и не хочет покидать Испанию.
— Да, я слышал об этом от нашего друга Сервантеса и, признаться, не понимаю малышку, — ответил Пардальян. — По-моему, вы должны убедить ее бежать как можно скорее. Поверьте мне, воздух этой страны вреден и для вас, и для нее.
— Это как раз то, что я не устаю ей повторять, — грустно поддержал Сервантес, — но что поделаешь — молодежь вечно поступает, как ей заблагорассудится.
— Дело в том, — серьезно сказал дон Сезар, — что речь идет не о простом капризе молоденькой женщины, как вы, по-видимому, думаете. Жиральда, как и я, никогда не знала ни отца, ни матери. Однако некоторое время тому назад ей стало известно, что ее родители живы, теперь же она считает, что напала на их след.
И дон Сезар добавил крайне взволнованно:
— Тепло семейного очага, сладость материнских ласк кажутся высшим счастьем тому, кто, подобно нам, никогда их не знал. Быть может, ребенка бросили совершенно сознательно, быть может, родители, к которым он так пылко тянется, — люди недостойные и с ненавистью оттолкнут его… Неважно, ребенок все равно ищет их, даже если потом, в результате этих поисков сердце его разорвется… Жиральда ищет… у меня недостанет жестокости помешать ей — ведь я и сам искал бы, как и она… если бы не знал — увы! — что тех, чье имя, даже имя! мне неизвестно, уже нет на свете.
— Проклятье! — с жаром воскликнул Пардальян. — Как проникновенно вы об этом говорите! Но почему же вы не помогаете вашей невесте в ее поисках?
— Жиральда немного диковата, она, как вам известно, цыганка, или, по крайней мере, была воспитана цыганами. Она необычно думает, необычно поступает и говорит только то, что хочет сказать… даже мне… Она, мне кажется, глубоко убеждена, что ее нынешнее занятие окажется успешным лишь в том случае, если ей никто не станет помогать. Что же касается ее исчезновения, то оно не особенно беспокоит меня — она уже не раз исчезала подобным образом. Я знаю, что она проверяет какой-нибудь след… Зачем же делаться ей помехой? Возможно, уже завтра она вернется, и я узнаю, что ее постигло еще одно разочарование… тогда я постараюсь ее утешить.
Пардальян вспомнил, что Эспиноза предложил ему убить Эль Тореро, и спросил себя — а не кроется ли в исчезновении цыганки какой-нибудь ловушки для сына дона Карлоса.
— Вполне ли вы уверены, — сказал он, — что Жиральда отлучилась по собственной воле и именно с той целью, которую вы назвали? Вы уверены, что с ней не случилось ничего неприятного?
— Жиральда сама меня предупредила. Ее отсутствие должно продлиться день или два. Но, — добавил Сезар, начиная беспокоиться, — что вы имеете в виду?
— Ничего, — ответил Пардальян, — раз ваша невеста сама предупредила вас… Однако если вдруг вы не встретитесь с ней завтра утром, послушайте моего совета: позовите меня, не теряя ни минуты, и мы вместе отправимся на ее поиски.
— Вы пугаете меня!