— Да. Боюсь, слишком задержал мисс Гибсон беседой, что непростительно.
Молли не знала, как себя вести в таких ситуациях, поэтому молча поклонилась и, горько переживая провал миссии, отправилась домой. Она пока не знала, что победила, да и сам мистер Престон еще не успел ясно осознать поражение. Молли не успела отойти достаточно далеко, поэтому услышала голос мистера Шипшенкса:
— Простите, что нарушил ваше уединение, Престон.
Однако смысл фразы не проник в сознание: девушка переживала, что ничего не добилась и возвращается к Синтии побежденной.
Синтия, с нетерпением дожидавшаяся возвращения подруги, встретила ее у входа и сразу увлекла в столовую.
— Похоже, ничего не вышло: вижу, что писем у тебя нет. Собственно, другого я и не ожидала.
Она села, как будто так легче было справиться с разочарованием, а Молли, словно провинившаяся школьница, принялась оправдываться.
— Глубоко сожалею! Я очень старалась, но мистер Шипшенкс помешал разговору.
— Вот же незадача! Принесла его нелегкая! Как по-твоему, если бы времени было больше, удалось бы вернуть письма?
— Не знаю. Плохо, что мистер Шипшенкс увидел меня наедине с мистером Престоном: теперь пойдут сплетни.
— О, вряд ли он что-нибудь подумает на этот счет. А что сказал мистер Престон?
— Кажется, до последней минуты он искренне считал, что ты с ним до сих пор помолвлена, а письма — тому доказательство. Судя по всему, он тебя любит… по-своему.
— Вот именно: по-своему! — презрительно фыркнула Синтия.
— Чем больше об этом думаю, тем яснее понимаю, что нужно сказать папе: пусть с ним поговорит. Я пригрозила ему, что расскажу обо всем леди Харриет, и тогда сам лорд Камнор заставит его вернуть письма. Но это будет крайне неловко.
— Крайне! — повторила Синтия мрачно. — Но он наверняка понял, что это всего лишь пустая угроза.
— Ну почему? Я могу написать хоть сейчас, если хочешь. Только мне кажется, папа справится с этим лучше и без лишнего шума.
— Вот что, Молли: ты мне пообещала, что ничего не скажешь мистеру Гибсону, и думаю, не нарушишь данного слова, но все же: если что-то пойдет не так, немедленно уеду из Холлингфорда и больше никогда не вернусь!
В нервном возбуждении Синтия встала и принялась складывать шаль Молли.
— Но, Синтия, ведь есть еще и Роджер! — воскликнула та.
— Да, знаю, можешь не напоминать, но я не смогу жить в одном доме с человеком, который считает меня едва ли не распутницей, хотя ничего страшного я не совершила. Приехав сюда, чувствовала себя такой счастливой! Все вы любили меня, восхищались мной, а теперь… Да, Молли, даже ты, я заметила, относишься ко мне иначе: ведь у тебя мысли написаны на лице, и прочитать их ничего не стоит. Ты думаешь: «Какая Синтия обманщица: все это время морочила голову сразу двум мужчинам!» Эти мысли наверняка волновали тебя куда больше, чем жалость к девушке, у которой не было ни защитников, ни друзей, ей всегда приходилось самой заботиться о себе.