Заявление носило несколько преувеличенный характер, но Молли ничего такого не ощутила.
— Ничего подобного. Представляю, как должно быть неприятно встречаться с джентльменом на людях, если до этого встречалась наедине. Лично я постараюсь обходить мистера Престона стороной. Но, дорогая, ты ни слова не сказала о письме Роджера. Как он? Оправился после лихорадки?
— Да, вполне. Пишет в очень хорошем настроении. Как всегда, много рассказывает о птицах и зверях, местных обычаях и прочем в том же духе. Если хочешь, можешь прочитать отсюда, — указала Синтия, — и вот до этого места. А я тем временем буду собираться. Видишь, как я тебе доверяю. Можешь прочитать и до конца, но вряд ли тебе интересны чужие любовные признания. А так хоть составишь представление о том, где он, что делает, как живет. Потом сможешь переслать копию его отцу.
Молли без единого слова взяла письмо, ушла в гостиную, села за стол и принялась переписывать указанную страницу. Несколько раз перечитала дозволенные строки и задумалась, позволяя воображению нарисовать автора письма так, как его видела, и так, как представляла. Из глубокой задумчивости вывело внезапное появление сияющей радостью Синтии.
— Больше никого нет? Какое счастье! Ах, мисс Молли, на самом деле вы более красноречивы, чем сама себя считаете. — Она подняла большой толстый конверт и тут же, словно испугавшись, снова спрятала в карман, а потом подошла ближе. — В чем дело, дорогая? Все еще переживаешь над письмом Роджера? Лучше взгляни сюда: это же те самые ужасные послания, которые мистер Престон милостиво вернул благодаря твоим усилиям. Они уже два года висели над моей головой как дамоклов меч! Надо поскорее их сжечь!
— Ах какая радость! — воскликнула Молли, живо вставая. — Вот уж не думала, что он их вернет! Мистер Престон оказался лучше, чем я думала. Видишь, все закончилось благополучно! Как думаешь, он откажется от притязаний?
— Может, и не откажется, но теперь это уже неважно: доказательств у него больше нет. Какое чудесное избавление! И я обязана им тебе, моя дорогая маленькая защитница! Осталось совершить лишь одно, последнее усилие, и если согласишься…
— Ах, Синтия, не проси больше ни о чем. Не соглашусь. Даже не представляешь, с каким ужасом я вспоминаю вчерашний день и многозначительный взгляд мистера Шипшенкса.
— Просьба совсем маленькая. Не стану отягощать твою совесть рассказом о том, как получила свои письма, но их принес не тот человек, которому можно доверить деньги. Я должна отдать мистеру Престону двадцать три фунта и сколько-то шиллингов. Положила сумму под пять процентов, и она немного выросла. Ах если бы ты только знала, с каким легким сердцем я уеду, если согласишься передать долг. Это последняя просьба, причем вовсе не срочная. Если вдруг случайно встретишь джентльмена: в магазине, на улице, даже в гостях, — а деньги окажутся в кармане, отдать не составит труда.
Молли помолчала.
— Папа передаст. Ничего страшного. Попрошу его не задавать вопросов, и все.
— Очень хорошо, — согласилась Синтия. — Поступай как считаешь нужным, но все же мой вариант лучше: если что-то просочится… Впрочем, уже столько для меня сделала, что грех обижаться на то, что отказываешься сделать больше!
— Ненавижу все эти тайны! — взмолилась Молли.
— Да какие здесь тайны? Просто передать конверт! Разве ты отказалась бы отнести весточку мисс Браунинг?
— Это вовсе не одно и то же. Весточку мисс Браунинг я передала бы открыто, у всех на глазах.
— Ну, не смею настаивать, хотя и, не скрою, очень жаль: это было бы просто завершение мучительных отношений, терзавших меня долгие годы. Впрочем, поступай как знаешь!
— Ладно, давай конверт, — сдалась Молли. — Попробую.
— Что за прелесть! — обрадовалась Синтия. — Да, хотя бы попытайся. А если не удастся передать тайно, не ставь себя в неловкое положение и сохрани до моего возвращения. Тогда уж Роберт точно получит свои деньги, даже против воли!
Молли предстояло два дня провести наедине с миссис Гибсон, и это совсем не радовало. К тому же выяснилось, что проводить путешественников до гостиницы, откуда отправится дилижанс, не удастся: прощание на рыночной площади выходило за рамки представлений миссис Гибсон о приличии. Кроме того, вечер выдался темным и дождливым, так что свечи принесли очень рано и двум дамам не оставалось ничего иного, кроме как сидеть за рукоделием, лениво перекидываясь пустыми репликами. И даже обеда сегодня не ожидалось, поскольку по просьбе отъезжающих поели очень рано. Мачеха считала, что осчастливит падчерицу, составив ей компанию, вот только Молли не слишком хорошо себя чувствовала и тяжело переживала воображаемые испытания и неприятности. Как известно, во время недомогания, подобного тому, которое она испытывала, все возможные испытания и неприятности кажутся грозными и реальными, словно поджидают на узкой тропинке. Молли многое бы отдала ради того, чтобы стряхнуть странные, непривычные чувства, но даже дом и мебель, мрак и постоянный дождь за окнами несли тяжкие ассоциации, по большей части связанные с событиями нескольких последних дней.
— Думаю, нам с тобой, дорогая, тоже было бы неплохо куда-нибудь отправиться, — проворковала миссис Гибсон, словно умела читать мысли и стремление Молли хотя бы на неделю-другую уехать из Холлингфорда, чтобы развеяться и сменить обстановку. — Так долго сидим дома, а перемена мест полезна молодым умам! Думаю, однако, что путешественники скоро соскучатся по этому яркому огню. Ведь, уверена, на свете нет и не может быть ничего лучше такого уютного дома, как наш. Правда, милая?