Не сдерживая слез, сквайр горько разрыдался.
— Пусть поплачет, — прошептал доктор, обращаясь к дочери. — А когда немного успокоится, не бойся: расскажи все, что знаешь, по порядку: так, как было.
Когда Молли заговорила, собственный голос казался ей слишком высоким и неестественным, но слова она выговаривала внятно, поскольку сквайр поначалу не пытался слушать.
— Когда я жила здесь по просьбе миссис Хемли, однажды сидела в библиотеке, и вошел Осборн. Сказал, что только заберет книгу, и велел не обращать на него внимания, поэтому я продолжила читать. Вскоре мимо открытого окна по мощеной садовой дорожке прошел Роджер. Он не заметил меня в углу, где я сидела, и обратился к брату: «Вот письмо от твоей жены».
Сквайр вдруг встрепенулся, и впервые распухшие от слез глаза посмотрели на Молли с тревожным вниманием.
— От жены! Осборн был женат?
Молли, тем временем продолжила:
— Осборн рассердился на Роджера за то, что тот заговорил при мне, и оба взяли с меня слово никогда не упоминать о том, что услышала. И даже папе я призналась только этой ночью.
— Дальше! — потребовал мистер Гибсон. — Расскажи сквайру о визите Осборна тогда, в ноябре!
Мистер Хемли теперь слушал с удивленно распахнутыми глазами и приоткрытым ртом, опасаясь пропустить хоть слово.
— Осборн плохо себя чувствовал и хотел встретиться с папой, но он был тогда в Лондоне, и я оставалась дома одна. Не помню точно, как это случилось, но в первый и единственный раз после встречи в библиотеке Осборн заговорил о жене.
Молли взглянула на отца, словно хотела уточнить, надо ли продолжать, и сквайр с трудом проговорил:
— Скажи мне… все.
И она продолжила:
— Осборн сказал, что его жена — добропорядочная женщина, и он глубоко ее любит, однако она француженка, исповедует католицизм и… прежде была гувернанткой. Это все. А еще он записал на листке ее адрес и отдал мне.
Сквайр застонал.
— Все кончилось. Все! Кануло в Лету. Мы не станем его винить, нет. Но лучше бы он со мной поделился, а не жил с такой тайной. Впрочем, теперь уже ничто меня не удивит: трудно разгадать, у кого что на сердце. Так долго был женат! И каждый день мы вместе садились за стол! А ведь я все ему рассказывал. Даже, пожалуй, слишком многое, поскольку не сдерживался и не скрывал дурного настроения. Ах, Осборн, Осборн! Давным-давно надо было признаться!
— Да, надо было, — согласился мистер Гибсон. — Но ведь он знал, что его выбор вам не понравится. И все-таки сказать следовало.
— Вы, сэр, ничего не знаете, — резко возразил сквайр. — Наши отношения вовсе не были сердечными и доверительными. Я часто на него сердился, называл ленивым, вялым и пассивным. А в это время бедный мальчик думал о своей любви! А Роджер? Он все знал и молчал, скрывал от отца!
— Очевидно, Осборн взял с него обещание хранить тайну, так же как с меня, — вставила Молли. — Роджер ничего не мог сделать.