Не отнимая платка, та заговорила прерывисто:
– Я боюсь, что, оставаясь в живых, Жозеф будет выключен из числа мыслящих здраво!..
– Вы боитесь за его рассудок?
– Вот именно, я думаю, даже не поврежден ли он слегка уже теперь.
Всколыхнувшись всем бюстом, тетя Нелли воскликнула:
– Бог милостив! Не думайте об этом.
– Рада бы не думать, да приходится.
– И потом не тревожьтесь, мы все устроим и не покинем вас.
Хозяйка даже не благодарила гостей за сочувствие, имея вид очень расстроенный.
Освеживши лицо и надевши скромное платье и шляпу с большим вуалем, Екатерина Петровна готова была уже выйти, как прислуга доложила ей о приходе барышни Дмитревской. Вошедшая тотчас вслед за горничной была бледнее обычного и казалась расстроенной.
– Ах, Катя, ты выходишь, а мне бы так нужно было поговорить с тобою!
– Пожалуйста, Леля, для тебя у меня всегда найдется время.
Хозяйка глянула на крошечные часики с тройной цепью и прибавила деловито:
– До половины шестого, до пяти я к твоим услугам, но чтобы не терять солнца поедем покуда хотя бы в Летний сад, там нам никто не помешает. Или, может быть, ты хочешь чаю?
– Нет, чаю я не хочу, поедем.
Еще на извозчике барышня заговорила:
– Тебя не удивляет, что я обращаюсь не к Соне, не к кому-нибудь другому, а к тебе?
– Нет, разве я тебе не такой же друг?
Леля, прижавши локоть к груди своей соседки, снова начала:
– Ты должна мне помочь и в моем затруднении, и в признании.