Том 4. Четвертая и пятая книги рассказов

– Вы, кажется, большой любитель музыки?

– Как же, как же! Он сам отличный музыкант, – ответила вместо господина Вейс Елена Артуровна и поспешно добавила: – Вы непременно должны зайти к нам как-нибудь поиграть ваши композиции. Ведь это просто стыдно – жить в двух шагах и не заглянуть к старым знакомым.

Яков Вейс раскланивался, глядя на Катю, но та молча протянула ему руку и, отойдя на некоторое расстояние, спросила теток:

– Откуда вы достали этого Вейса?

– Это наш берлинский знакомый. Разве он тебе не понравился?

– Чему же тут нравиться!

– Ты очень огрубела, милая Катя, со своими офицерами, а когда узнаешь Вейса ближе, то увидишь, какой это тонкий и прекрасный человек.

– Первое впечатление, во всяком случае, не возбуждает желания узнавать этого господина ближе, – ответила Катя и молча продолжала путь, шагая по мелким лужам после недавнего дождя при свете зеленой неугасающей зари.

XII

Андрей Семенович Зотов уже несколько недель был не совсем здоров, даже дней шесть лежал в лазарете, а потому не посещал павловских жителей. Конечно, он не забыл Екатерины Павловны, чувство к которой, не будучи слишком горячим, тем вернее могло выдерживать искус разлуки. Но чувство это делалось все теплее и теплее, и каждый вечер на страничку своего бесхитростного дневника Андрей Семенович заносил имя Екатерины Павловны Прозоровой.

«Видел во сне сегодня очень странно Екатерину Павловну; нужно бы на днях съездить, да боюсь немок, а Сереженька опять улепетнул».

Или:

«Идя мимо шлагбаума, все думал о Катеньке. Семенов выпустил собак, теперь не знаю, где и найти их, хоть объявление подавай. Ездил в баню; приехав, нашел письмо от матушки, нужно бы обязательно в Кострому съездить, да жаль покинуть Катеньку, хоть и редко ее видаю, но все как-то ближе. За три дня Семенов сорок рублей истратил на хозяйство, – куда только деньги идут? Не иначе, как нужно подробнее счета спрашивать». Или:

«В стихах и романах описывают любовь как некую страсть или катастрофу, а по мне, так это тихий, незаметный цветок, который в тиши растет, укрепляет корни и пышным затем расцветает цветом, – такова моя любовь к Катеньке. Конечно, о будущем не гадаю, но думаю, что и впредь так будет продолжаться. Собаки нашлись, принес какой-то немец, по-видимому садовник, пришлось ему двадцать пять рублей дать. Семенов напился, хотел было его обратно в роты отправить, но на радости, что собаки нашлись, простил. Конечно, до первого раза, очень уж вороват народ пошел. Боже мой, Боже мой, хотелось бы мне, чтобы все уладилось, а теток прозоровских я не люблю, шельмы бабы, по-моему, притом святоши и шарлатанки. Коль я ошибаюсь, тем, конечно, лучше».

Тем не менее в один из воскресных дней Андрей Семенович отправился в Павловск, и нельзя сказать, чтобы он не чувствовал некоторого сердечного замирания, подходя к даче Прозоровых. Он прошел через сад, и первою, кого он увидел, была сама Екатерина Павловна. В белом кисейном платье с зелеными лентами она сидела на солнце, держа зонтик в руках и чертя им по песку какие-то круги да линии.

– Ах это вы, Андрей Семенович, – сказала девушка не радостно и не удивленно, а будто они виделись только вчера.

– Вот, приехал вас навестить! Ведь мы целую вечность не виделись, из чего не следует, чтобы я вас позабыл. Наоборот, вспоминаю каждодневно, – говорил гость, не садясь.

– Будто уж и каждодневно? – спросила Катя. – Но мы вас тоже помним. Да что же вы стоите? Садитесь, будьте гостем, или, может быть, вы хотите видеть Сережу, папу и тетушек?

– Я приехал, Екатерина Павловна, исключительно видеть вас, что, я думаю, вы и без моих слов отлично знаете, – сказал Зотов серьезно и сел на скамейку рядом с Катенькой.

Та перестала чертить зонтиком, но и разговора не продолжала.

– Что нового у вас? – начал Андрей Семенович.